Выбрать главу

7

Страна узнала о злодейском покушении одновременно со столицей. Повсюду, в городах и селах, на заводах и в учреждениях прошли собрания.

Телеграф и радио передавали в центр резолюции профессиональных и культурных организаций, собраний колхозников, рабочих, ученых, интеллигенции. Суровый голос советского народа звучал на весь мир.

Из-за границы начали поступать телеграммы от многочисленных друзей советской страны.

Не потерял ни минуты Павел Владиславович Станишевский. Услышав о несчастье, он телефонировал областному комитету партии и начальнику гарнизона:

— Я могу быть там полезен! Могу быть нужен! Прошу вас немедленно дать указания на аэродром, я выезжаю туда!

И через двадцать минут главный врач Обской поликлиники известный гематолог Станишевский пронесся над Уральским хребтом. Сверхскоростной реактивный истребитель опережал идущее на запад солнце.

Недолго думал чистоозерский кузнец Кизеров, прислушавшись к словам важного сообщения. Через две минуты бывалый солдат ворвался в сельсовет и сказал председателю.

— Коль он живой, его доктор Минц, как меня, соберет! А ну, шевелись, шевелись, гони телеграмму!!!

…И вот уже выбежал на улицу уважаемый харьковский хирург. Он садился в присланный за ним автомобиль, а его жена кричала по телефону старшей операционной сестре:

— В Москву! Выходите скорее из дома. Семен Веньяминович поехал за вами по пути на аэродром!

А ответственный работник харьковского областного комитета партии, после разговора по телефону с Минцем и передачи распоряжения начальнику аэродрома, перечитывал переданную по радио телеграмму, в которой значилось:

«Чистоозерский райком, райисполком, также Обский обком партии и областной исполком передают и поддерживают просьбу знатного колхозника Федора Григорьевича Кизерова о немедленном вылете в Москву доктора Семена Веньяминовича Минца для оказания помощи…»

8

Жаркий августовский день кончался грозой. Над столицей остановились и опускались все ниже тяжелые, темные тучи. В ранних сумерках темнели улицы. Первые порывы ветра уже рвали с деревьев пожелтелые листья, поднимали их вверх в коротких вихрях и бросали в высокие стены.

Много людей стояло около Института Энергии. Они молча глядели на опустошенные взрывом окна и ждали…

А здание, обычно пристально смотрящее на древние крепостные стены своими почти квадратными окнами, сегодня начало закрывать глаза еще до наступления сумерек. Ранний вечер оно встретило без единого луча света в щелях окон, задернутых плотными занавесями, и казалось пустым, вымершим.

Вскоре после взрыва в Институте Энергии охрана перед этим зданием была усилена. Обычно здесь дежурят один или два человека в синей с красным форме. Это почетный караул у двери гостя, выставляемый по всем правилам международной вежливости. Но сегодня во второй половине дня караул составляли уже человек двадцать, стоявших редкой цепочкой на тротуаре.

На площади очень много людей. Опытный глаз различает большие и малые группы. Люди идут… В обычные дни каждый занят своим делом и никто не смотрит на дом с квадратными окнами. Но сегодня общее внимание направлено на него. Иногда слышится брань. Вот кто-то показал кулак.

Милиция поддерживает порядок.

— Проходите. Не задерживайтесь. Не мешайте движению…

Люди проходят. Многие возвращаются и проходят вновь.

* * *

В сумерках из внутреннего двора здания с квадратными окнами выехали три автомобиля. Впереди — два небольших, крытых грузовика, а за ними роскошный низкий лимузин. На кожухах, закрывающих моторы, полощутся маленькие многоцветные флажки. Это национальные цвета государства, которому, на правах экстерриториальности, принадлежит здание с квадратными окнами и все, что в нем. И маленькие флажки на автомобилях значат многое — в частности и то, что машины также экстерриториальны и что никто не имеет права войти в них и поинтересоваться, что и кого они везут.

К востоку от столицы, на загородном аэродроме к дальнему полету готова большая, многомоторная воздушная машина. Самолет этот прилетел сюда несколько дней тому назад, используя особое разрешение, для того чтобы перебросить за океан одного из сотрудников посольства.

Самолет должен был подняться завтра на рассвете. Но мистер Смайльби нервничает. Его смущает волнение в городе. Ему не нравится холодность, с которой встретили его обращение представители других стран в этой столице. Ему вспоминаются слова «вы их лучше не трогайте!» Он приказывает лететь теперь же, ночью.