— Где ты вчера пропадал. Мы тебя обыскались.
— Узнал, что репетиции не будет, — и ушел. Что-то случилось?
— Нумад заболел, а тебя на подмену нет. Пришлось снимать вечерний спектакль.
Абдулла обрадовался. Он-то уж думал, что…
— Вот черт! — выругался с облегчением. — Надо ж так совпасть. А что с Нумадом — совсем с ног свалился?
— С ним еще хуже — из театра вылетит, как из пушки. Сказал, что заболел, а сам в Стамбул рванул за товаром. Он у нас артист-мешочник, артист-челнок — ты не знал?
— Первый раз слышу…
Абдулла врал. В таком городе, как Ашхабад, ничего нельзя утаить, даже если очень захочешь. Тем более — челночные поездки в Стамбул за товаром. Многие, кто имел возможность, так прирабатывали. Но сорвать спектакль, сослаться на болезнь и умотать в челночный рейс — чересчур. Есть закон профессии — умирай, а играй. А тут — «за товаром»! Мало того, Нумад подставил и его…
— Черт с ним, с Нумадом, — сказал Таган. Он принял позу Интеллигента В Раздумьях — положил ладонь на лоб, потом сжал большим и указательным пальцами подбородок. — Думаю, ты знаешь, что я готовлю новую постановку.
— Слышал.
— Мне поручили поставить спектакль из жизни Президента.
— Поздравляю. Но недавно прошел слух, что слово «спектакль» запретят, верно?
Таган сдвинул густые брови.
— Президент — наш Вождь. Про Вождя не спектакли разыгрывать надо, а только правду показывать. Что, если я доверю тебе роль отца Вождя?
Таган умолк, наслаждаясь произведенным эффектом. Любой должен быть счастлив, получив такое предложение. А уж Абдулла так и вовсе осыпан милостями. Вчера — роль Гюн-хана, завтра — роль отца самого Вождя.
Абдулла молчал, сам не понимая своего молчания.
— Ты в последнее время мне сильно не нравишься, — сказал Таган. — Какой-то стал безразличный ко всему. Как старый друг предупреждаю — нельзя быть безразличным в наше время!
Абдулла спохватился.
— Я не безразличный, просто устал, дочка растет, подростковые проблемы.
Как хорошо говорить, ни словом не соврав, — усмехнулся он про себя. — И не сказав и полслова правды.
— Нельзя быть безразличным, — вещал тем временем Таган. — Ты должен усвоить одну истину — сейчас пришло время национальных идей, пришло время, когда надо служить национальному интересу! Я сам, моя семья, моя Родина, мой народ, мой Вождь — это совокупные национальные ценности, одно от другого нельзя отделить.
Абдулла смотрел на него с интересом. Вот как заговорил Таган. Где только слова выучил. У них там, среди начальства, политические спецкурсы проводят, небось…
— Мы даже можем назвать Вождя диктатором, если это соответствует национальным интересам. Не надо этого бояться. На начальном этапе независимости диктаторы могут сыграть историческую роль. Главное — диктатор из своих, а не из чужих. Ведь «меч не режет собственные ножны». Только у туркмен нет такого слова и понятия — диктатор. Туркмены испокон называют своих национальных лидеров сердарами — то есть воителями, вождями. Мы ничего не придумываем — мы возрождаем национальные традиции. У истоков любой национальной идеи стояла великая личность. И наоборот — национальная идея выводит на арену истории большую личность. Даже Сталина создала идея. Видимо, умные люди поняли: не сотворив кумира, не удастся вести народ в нужном направлении…
Слова Тагана постепенно превращались в ровный шорох осыпи мелких камней. Вдруг перед глазами возник пестрый камень, который летел вниз. Абдулла знает, кто там стоит, внизу, а Таган не ведает…
— Ты слушаешь меня?
— Да, слушаю…
— И что скажешь?
— Вот думаю, а что если нам «Гамлета» поставить? Ты — хозяин театра, я еще не стар для роли Гамлета, и Офелия своя есть. Скажи Джамал — она в пять дней похудеет на десять кило. Поставим вопрос ребром: «Быть иль не быть?» Самое время в эпоху национального самосознания, как считаешь?
Таган, сжав губы, смотрел в упор.
— Ты это серьезно?
— Разве я похож на шутника?
— А знаешь, чем это пахнет?
— Не знаю. Запах другой?
— Это ты поймешь, когда тебя самого заставят нюхать.
— А что, и на «Гамлета» запрет?
— Сейчас не время вопросов — сейчас время ответов на вопросы! Какую идею собираешься ты выразить, сыграв Гамлета в стране, только обретшей национальную независимость?
Сейчас Таган вошел в образ Ленина. Таким, каким его изображал знаменитый актер. Засунув одну руку в карман брюк, прошелся до окна и обратно.