Это действительно сон-кошмар, после которого даже на родного мужа будешь смотреть с опаской. А что у Абдуллы? Так, непонятная мешанина из воспоминаний и бреда. Лишь одно необычно — четко восстановленная картина после, казалось бы, абсолютного черного провала сознания.
Так, размышляя в полусне и в некотором покое, Абдулла пролежал до наступления яркого утра.
Рано утром пришел Мыллы. И затеял бесконечный разговор о симптомах болезней, вызывающих летаргический сон. Как будто специально подготовился, проштудировал пособия-справочники. Ничего не поделаешь, врачи все такие. С ними нормально можно общаться только будучи абсолютно здоровым. Стоит им узнать о твоем самом легком недомогании — пропал. Тут же припишут тебе еще кучу болезней. То ли заботу проявляют, то ли профессиональная привычка срабатывает, как условный рефлекс у собаки, то ли им приятно, что человек вроде как попадает в зависимость от них. Если не в прямую зависимость, как от лечащего врача, то хотя бы в зависимость от их мнения.
— В общем, друг мой, надо тебе пройти полное медицинское обследование, — заключил Мыллы. — С такими вещами не шутят.
— С какими? — поддел его Абдулла. — Ты же сам говоришь, что ничего не понимаешь.
— Вот это и опаснее всего, — серьезно ответил Мыллы.
Да, тут он прав, больше всего страшит неизвестность, подумал Абдулла, пытаясь вспомнить, откуда, из какой пьесы, из какой трагедии эта мысль. Ведь у актеров не голова, а хранилище цитат из сыгранных за всю жизнь комедий, драм, трагедий.
— Знаешь, как бывает: болезнь спит годами, а потом вдруг просыпается. Никто не знает отчего. Вот у тебя что-нибудь было в детстве с головой? Удар, ушиб, сотрясение мозга?
— Помню, как пацаном с ишака упал.
— Ну, с ишака — все-таки не со второго этажа. Сильно ударился?
— Да чуть башка не раскололась! Со скачущего ишака слетел. А земля твердая, как камень, из глаз искры полетели. Орех бы раскололся на части. Полдня пролежал почти без сознания и целый месяц потом ходил сам не свой.
— Видишь, я прав оказался! — обрадовался Мыллы. — Поехали, завтра покажу тебя психиатру, есть у нас очень сильный врач, еврейка.
Абдулла заколебался. Психиатр… Потом на всю жизнь дурная слава останется. Начнут на всех углах судачить: «Ясное дело, он же актер, они все ненормальные…»
— Не будем спешить, подождем до следующего беспробудного сна.
— Нет времени ждать, эта женщина через десять-двадцать дней насовсем уезжает в Израиль.
— Пусть уезжает, и мы за ней поедем, заодно в Иерусалиме побываем.
Мыллы обиделся и ушел.
Абдулла опять увидел во сне пестрый камень. Никого и ничего вокруг, только пестрый камень, катящийся с вершины холма. Прямо как в замедленной съемке. Абдулла смотрит вниз, в долину. Что там натворит слетевшая сверху глыба — страшно подумать. Но ничего и никого не видно — не то густой туман в долине, не то обволакивающий сознание туман в голове. И — ни звука. Звенит тишина в ушах.
Проснувшись, почувствовал, что звон утих. С дороги слышится гул машин, в окне светлеет небо. Если один и тот же пестрый камень второй или третий раз является во сне — это что-то значит? Абдулла помнил, как встревожилась мать, когда однажды увидела во сне своего отца, его деда. Первый раз он молча смотрел на нее, ни слова не говорил, но всем видом выражал озабоченность. Во второй раз лицо его пылало гневом. Но опять же ни слова не сказал.
Мать пошла к толковательнице, которая объяснила: «Отец в обиде на то, что забыли его. Не вспоминаете ни в жизни, ни в молитвах. Для покойников молитвы — все равно что угощение для живых. А гнев их опасен, потому что никто не знает силу власти духов».
Сразу же после этого в доме Абдуллы зарезали барана и устроили поминальную молитву в честь дедушки и других покойников. Наверно, душа его успокоилась: Абдулла не помнит, чтобы мать когда-нибудь говорила, что он ей снова приснился.