— Ты ему сказал, что это клевета?
— Сказал. Но мое слово не в счет, им безразлично, что я говорю.
Сельби замолчала. Вновь просмотрела текст.
— Если подпишешь, это поможет Хыдыру?
— Не знаю. А ты как думаешь? Думаешь, поможет?
— Почему ты меня спрашиваешь? Откуда я знаю!? Для судьбы Гулназара эта бумага ничего не значит. Там все решено. Нам надо спасать Хыдыра…
— Выходит, ты согласна, чтобы я подписал?
— Почему ты хочешь, чтобы я все решала?
И Сельби, не выдержав своего спокойствия, зарыдала.
Пока Сельби сама не почувствует, как человека охватывает холод страха и дает покой, на словах объяснять бесполезно. Как ей объяснить, что он, Абдулла, становится верблюдом? Сельби еще сопротивляется. Но со временем, наверно, перестанет и поймет, как приятно чувство равнодушия. На нее обрушилось много горя — арестовали брата, неизвестна судьба сына. Со временем поймет, что не она одна такая, и тогда осознает вековую мудрость или покорность туркмен: «Если такова доля всех, то принимай ее как общий праздник».
19. Новая история
— Вас в списках нет, — сказал капитан в зеленом берете. Площадь перед театром пустынна. Ни души. По периметру расхаживают полицейские и люди в штатском. У входа — солдаты в зеленых беретах. В руках капитана из президентской службы охраны бумажные листки, сколотые скрепкой — список лиц, допускаемых на просмотр.
Абдулла подошел, представился.
Капитан пролистал бумаги:
— Вас в списке нет.
Абдулла ожидал нечто подобное. Первый спектакль — только для Великого Яшули со свитой — руководством республики в полном составе.
Вообще-то слово «спектакль» в эти месяцы никто не употреблял. В туркменском языке оно означает также «игра», включая актерскую игру, а еще хуже — «развлечение», «забава».
Какая может быть игра, тем более развлечение с забавой, когда речь идет о появлении на свет Великого Вождя?
Поэтому слово «спектакль» в театральном обиходе и на будущих афишах заменили словами «новая история».
Абдулла пошел домой.
Повернись его жизнь иначе на каком-то неизвестном перекрестке, он сейчас бы выступал на сцене перед самим Великим Яшули в роли… его отца.
Кто написал «новую историю» — неведомо: правильно сказала Джемал — тут не может быть автора, как нет его у государственного гимна. Что в монологе отца Великого Яшули, никто не знает, кроме актеров, занятых в… спектакле. Ни слова не просочилось, военная тайна, тем более от Абдуллы — человека, которого почти нет.
На другой день с утра в театре царило лихорадочное оживление. Спектакль понравился Великому Яшули! Он два раза прослезился!
Утром десять человек пригласили во дворец на встречу с Президентом. Они первыми получат награды. А следом золотой дождь прольется и на весь театр, на весь коллектив!
И вдруг — сразу после обеда — смех и разговоры смолкли.
Абдуллу отвела в закуток народная артистка Туркмении по прозвищу Телефон. Разумеется, так называли ее за глаза. Она все на свете знала и слышала. А потом честно распространяла по миру, никого не оставляя в неведении. Даже Абдуллу, хотя понимала, что общаться с ним не рекомендуется. Тем более — наедине.
Дородная, со следами былой красоты на лице, она лучилась еле скрываемой радостью.
— Задница! — сказала она. — В наши дни все решает задница! И плохое, и хорошее!
— Что ты несешь? — удивился Абдулла.
— Как ты думаешь, в чем явилась на прием к Президенту твоя желанная? — наслаждалась Телефон. — Ну, угадай с трех раз?
— Откуда мне знать! Ты будешь говорить или нет?
— В джинсах она явилась! Решила задницей повертеть перед Великим Яшули, представляешь?
— Д-да… — только и пробормотал Абдулла.
— Ладно бы просто официальный прием и такой позор. Но тут же совсем другое! Нет, ты подумай: только что Великий Яшули видел на сцене свою мать — обычную туркменскую женщину довоенных лет. Ну, не в парандже, понятно, но все-таки… И тут заявляется к нему во дворец сучка с жопой в джинсах — вот, мол, вам ваша мать! Выгнал! Всех выгнал! И телевидение выгнал. Они снимать должны были, для истории, на всю страну потом показывать. А вслед Великий Яшули сказал: «Видать, образы, которые вы создаете на сцене, на вас самих не оказывают влияния». Всем сказал, обращаясь к Тагану, сказал! Теперь он будет знать, кому давать роли!
— И что теперь?
— Шиш теперь. Всему театру твоя баба свинью подложила.
Утром следующего дня еще в фойе театра его встретила Телефон. Не скрывала, что ждет именно Абдуллу. В руках держала главную газету страны.