А какая она подруга была. Представляешь, вот вроде дар у меня, а она всегда знала, когда ко мне в гости прийти надо. Если тоскливо на душе, мает, гнет что-то, придет и как рукой все снимет. Если радость какая, так больше меня радуется, смеется. А знаешь, как она под гитару пела, как будто душу наизнанку разворачивала. На всех праздниках первая заводила. Настроение создать умела, так чтоб всем тепло было.
Когда первая чеченская грянула, Рита в командировку вновь засобиралась. На работе сначала отпускать не хотели, таких врачей еще поискать надо. К ней на операцию люди в очередь записывались за несколько месяцев вперед. Большие деньги предлагали, только ей это всегда все равно было. Добилась все-таки, чтоб опять в пекло ехать. Врачей тогда на передовой не хватало, а у нее опыт в военной хирургии огромный. Нужна она там была. Так бывает, когда человек чувствует, где место его. Никогда не забуду, как прощались на перроне. Был поздний вечер, и состав освещался желтыми яркими фонарями. С неба, неожиданно, начал падать густыми огромными хлопьями снег, и асфальт быстро стал весь белым. Кругом суета. Народу полным-полно. Прощаются, пьют, смеются и плачут. Включили 'Славянку'. Все стали загружаться. Она грустно улыбнулась, обняла меня и прошептала:
- Я вернусь. - И запрыгнула на подножку вагона. Поднялась и махала рукой, долго, пока состав не скрылся из вида. А я махала в ответ, в темноту, и слезы душили меня, разрывая грудь. Уже тогда в душе было понимание, что не вернется. Видение было, как лицо ее покрывает снег, словно саван и не тает.
Рита написала только одно письмо, подробно и страшно описывала, что там происходит. А потом тишина - ни строчки. И вдруг, через два месяца после отправки - звонок. Это была ее старенькая мама. Она плакала и просила прийти. Сердце зашлось от предчувствия беды. Когда пришла к ним в квартиру, там стоял мужчина в камуфлированной форме. Он был только оттуда. И уже на улице, закурив, чтоб унять нервную дрожь, рассказал, что Рита и еще три женщины медперсонала были прикомандированы к их мотострелковому полку. Делали сложнейшие операции, практически чудеса творили, спасая парней. А когда выбирались из операционных, еле живые от усталости, валились спать в отведенном им кунге.
И вот однажды ночью чечены вырезали часовых и угнали этот прицеп. Вот так, просто. Заблокировали снаружи дверь, подцепили к машине и укатили в неизвестном направлении. Через месяц в пригороде Грозного наткнулись на голову одной из женщин, она была надета на палку, а про остальных так ничего и не известно. Понятно лишь одно, что смерть приняли они такую, что врагу не пожелаешь. А еще, из собранной информации стало понятно, что продал их кто-то из своих и деньги за это получил немалые. Вот только кто эта тварь, так и не вычислили.
Помню, слушала его, а в душе все переворачивалось. В глазах чернота. Из груди как будто кусок сердца вырвали. Температура зашкалила. Ночью, когда сном бредовым забылась, Риткин плач услышала, хотя в жизни никогда она не плакала, стойкая была как кремень. А тут тихонько, как ребенок, всхлипывает, зовет меня и просит за нее отомстить. Очнулась, а мольба её в ушах звенит.
Горевала я тогда долго. Такая черная тоска накатывала от жалости к подруге и тем трем врачам, что передать тебе не смогу. Запрещала себе даже заглядывать в ту сторону, боялась, что сознание не выдержит, не дай Бог увидеть картину того, что с ними случилось. А когда немного отпустило, безысходность злостью сменилась, стала искать мразь эту, что девчат продал. Но вот только сейчас, чувствую, в цель попала. Знаю одно, что предатель этот паскудный, который здесь орудует, он и подругу мою тогда на смерть лютую отправил. Только вот, кто он?
- А я вам еще раз говорю, Игорь Андреевич, что Ханкала недовольна, как мы боремся с бандой. А вернее, никак не боремся. Хвост поджали и сидим ровно на заднице!
Начальник штаба, подполковник Лимонов горячился. Соответствовал он своей фамилии полностью: и легкой желтизной кожи, и постоянно кислым выражением лица. Василевский слушал его, усилием воли подавляя раздражение. Игорю давно были понятны амбициозные потуги этого вояки. Хотелось тому, ох как хотелось признания и государственных наград.
А начштаба расхаживал по палатке, размахивая руками и накручивая себя все больше, пытаясь донести главную мысль командования, красной линией живописал дальнейшее направление действий отряда.