— Это правда… Правда… — зарыдал он в отчаянии, слезы текли у него ручьем, застилая глаза, и он беспомощно вертел головой, словно стараясь разглядеть сквозь их пелену своих мучителей.
Меня вдруг охватило чувство сострадания и гнева к этому пленнику, что противоречило тому военному настрою, который я вырастил в себе, занимаясь подготовкой оружия вместе с остальными воинами. Почему-то мне вспомнилась мать. Она, как и все люди ее клана, всегда умела противостоять ярости и жестокостям норвежцев. Несчастная фигура охотника, окруженного кровожадными воинами, которые, словно волки, трусливо крадучись, выследили его в родном лесу, вдруг затмила мое сознание. Я вдруг ощутил себя совершенно неуверенным, и два чувства, страх и горечь, поднялись в моей душе, подобно двум бесплотным теням. А время битвы неумолимо приближалось…
Облака затенили мягкий свет молодой луны, скрывая и все наши действия. Вот уже шестьдесят пять воинов, прибывших первыми на пяти кораблях, достигли устья реки Оуэн, другие сорок пять маршем двигались к поселению англов. Остальные же, в основном молодежь и два старика, одним из которых был скальд Браги, остались в лагере сторожить оставшиеся суда. Морской Волк, разумеется, шел впереди вместе с Хагартом и Сагартом, а те вели связанного пленника. Мы шли в тишине, сообщась друг с другом только с помощью определенных знаков. Воздух, казалось, сейчас разразится молниями, призванными железом нашего оружия. Мы, воины, отчетливо чувствовали жар валькирий, незримо носящихся среди наших рядов. У нескольких человек были кольчуги, и в них они были неуязвимы почти так же, как наши драккары. Но такое вооружение мог позволить себе далеко не каждый, и большинству приходилось полагаться лишь на свои собственные силы и умения. И я, так гордившийся своим оружием, вдруг несколько смутился от того, что, будучи таким неопытным воином, обладаю столь совершенной экипировкой. У меня был шлем, защищавший также глаза и нос, отделанный бронзовыми пластинами деревянный щит, на котором с большим мастерством была вырезана картина, представлявшая Сигурда в тот момент, когда он сражается с драконом Фафниром. Был и кинжал, которым мой дед по материнской линии Лайэм МакЛахлан убил дикого вепря по кличке Железный Клык. Был и обоюдоострый топор. С таким оружием я чувствовал себя непобедимым. Лезвия станут моей душой, и моя сила удовлетворит их жажду побед. На топоре был вырезан сложный и тонкий рисунок, очень характерный для племени моего отца: обе стороны лезвия украшала гравировка, изображавшая бога Тора в виде священного молота Мьоллнира — разрушителя. Этот молот тоже должен был охранять меня и придавать мне мужество.
Неожиданно мы остановились. Морской Волк молча указал куда-то вперед, и все увидели, что впереди лежит маленькая деревенька. Казалось, она плавала в тумане, поднимавшемся над окружавшим ее болотом. Сагарт дернул за веревку, туго охватывавшую шею пленника, тот грохнулся на колени и прошептал что-то на ухо воину. Основательно пнув англа под ребра, Сагарт снова дернул веревку, на этот раз поднимая несчастного, и толкнул его в направлении деревни. Все в полном молчании двинулись за проводником. Главное заключалось в том, чтобы не провалиться в страшные черные омуты, дымившиеся вокруг. Сагарт вел пленника по-прежнему на веревке, позволяя делать совсем небольшие шаги из-за опасения, что тот выкинет какой-нибудь трюк и заведет нас в самую трясину вместо ожидаемой деревни. Таким образом мы добирались до ограды поселения очень долго. Вокруг стояла мертвая тишина. За частоколом горело несколько факелов, отбрасывавших пляшущие тени на кроны стоявших рядом деревьев. Не было видно никакой охраны, хотя, как утверждали разведчики, она здесь имелась. Но стоявшая вокруг тишина говорила о том, что нападения нашего никто не ждет. Морской Волк внимательно изучил ограду по всей его длине и тихо произнес: