Итак, откуда берет свое начало широко распространенное мнение о том, что Бога можно склонить на свою сторону дарами, посвящениями, просьбами, гаданиями и мольбами? Не зря, пожалуй, этому мнению верят. Итак, это мнение, высказанное столь непосредственным образом, не должно считаться благочестивым. Но когда грешники действительно раскаиваются, все это, становясь свидетельством не только их душевного раскаяния, но и телесного преклонения, способствует их обращению к Богу, когда они, преклонив колено, пав ниц, приносят в жертву внешние вещи и тратят деньги на то, что угодно Богу. Ибо когда мы грешим, Бог не отворачивается, не гневается и не отступается от нас. Точно также, когда мы раскаиваемся, Он не обращается к нам и не возвращается умиротворенно к нам. Ибо все это свойства, присущие людям и далекие от во всем неизменного Божественного блаженства. Напротив, это мы, став плохими из-за своего впадения в противоречащее природе состояние и утратив по причине того, что стали несправедливыми, неблагочестивыми и безрассудными, свое подобие Божественной благодати, отрываем сами себя от Бога. Не будучи в состоянии убежать от Его всепроникающего провидения, мы, словно больные от собственной мерзости, даем тогда доступ для возмездия, делая себя тем самым пригодными для Божественного провидения и раскаяния. Обретая наше природное состояние и свое подобие Богу, — а подобие Богу означает с помощью разума сделаться справедливым и благочестивым, — мы приближаемся к Богу и соединяемся с Пим. Об этом нашем обращении к Богу мы говорим как о Его обращении к нам. Мы испытываем нечто подобное людям, привязавшим канат к прибрежной скале. Тянущие за него, они приближают себя и свой корабль к этой скале, но по своей неопытности в этом деле они думают, что не сами приближаются к этой скале, но что скала мало по малу подходит к ним. Раскаяния, мольбы, обеты и тому подобное аналогичны канату. Благодаря этим вещам, оторвавшимся дается возвращение. Это возвращение происходит не с помощью слова, но благодаря делу, а именно, когда мы стараемся услужить людям, несправедливо нами обиженным, оскорбленным или потерпевшим по нашей вине ущерб — им самим или их потомкам; когда мы ненавидим несправедливость и когда, отвратившись от несправедливых людей, мы общаемся с теми, кто почитает справедливость и исправляем тем самым самих себя. И покуда мы полностью не очистились, следует постоянно поступать таким образом, не останавливаясь и не расслабляясь, сделавшись справедливостью для самих себя.
Свидетельство и результат истинного раскаяния состоит в том, чтобы не совершать тех же самых или меньших грехов. Ибо следует подобно морякам, когда их корабль клонится на один бок, перейти на противоположный. А то, что истинного раскаяния достаточно для совершенного очищения явствует уже из того, что и Бог смотрит на это раскаяние как на завершение очищения. Все происходящее с нами, служащее нашему исправлению и наказанию, и здесь, и на том свете, нацелено на то, чтобы душа раскаялась в своих грехах, возненавидела порок и жизнь в разладе с природой, избрала по доброй воле и возлюбила добродетель. Существуют и некие совершенства души, имеющие отношение к познанию, в случае, если кто-то сам налагает на себя наказание. И этот человек может скорее преуспеть, поскольку добровольно подвергает себя исправительному наказанию. Ибо людям, впадающим в грех из-за роскоши и наслаждения, есть необходимость в страдании и печали.[141] Ведь истинно раскаивающиеся наказывают себя жесточайшими муками совести. Эти муки крепче телесных наказаний, сильнее уязвляют и меньше дают утешения.
Пусть это будет ответом на третий, самый худший из трех безбожных постулатов. Ибо куда лучше не существовать и не провидеть, нежели существуя и имея репутацию провидца, злоумышлять против тех, о ком заботишься. Это и означает быть дурным. Мы же предпочитаем, скорее, не существовать, нежели быть дурными. Причина этого в том, что благо выше существования и является началом бытия. Следовательно, благо является всеобщим, и все существует ради него. Ибо и бытие мы воспринимаем как благо. Поэтому всякий раз, когда нам плохо, мы, скорее, предпочитаем не существовать.
141
Сенека в своих письмах даже советует богатым людям подвергать себя в целях нравственного совершенствования добровольному самоистязанию, состоящему в строжайшей аскезе, отведя для этой цели в своем доме специальное помещение.