Арин проснулась и долго лежала на спине, рассматривая лепнину над массивным зеркалом. Ее одолевали грустные мысли, не позволяя оценить прелесть наступившего чудесного утра бархатного сезона. А в голове не укладывалось, что все это происходит именно с ней. Бред или больная фантазия какая-то…
— Ангел ушел в запой и полетел чудить. Парень он золотой, но не умеет пить… — неожиданно для себя она зашептала слова песни.
Ее напевал Жан, когда что-то не ладилось. События прошлого начали всплывать перед ее мысленным взором размытыми мазками. Эти небрежные мазки приобретали какую-то невесомость, недосказанность и загадочность. Но по мере того, как общая картина начала реконструироваться и проявляться, из событий прошлого сложилась мозаика. Вспомнилась гадалка мадам Огюст с мрачными глазами, глядящими прямо в душу. Вздрогнув, Арин окончательно проснулась и тут же села в кровати. Картинки давнего сна, словно занозы, сидели в ее голове и ранили сознание.
— А ведь она тогда знала, что со мной произойдет!
Два Жана и сон, который я уже видела в зеркале! Надо выяснить, где находится этот клуб, пока Кевин не приехал.
Позавтракав, она вызвала портье. Почти тут же вошел ее старый знакомый и раскланялся.
— Любезнейший, где-то здесь продают значки с изображением Вервольфа? Вы надеюсь, их видели?
Портье хитро ухмыльнулся:
— Такие значки продаются и с изображением Целительницы тоже. Если синьорине будет угодно, я, как только освобожусь, провожу вас в то место.
— Угодно, и чем быстрее вы освободитесь, тем быстрее получите вознаграждение.
Портье умчался, однако Кевин явился раньше. Увидев запыхавшегося мужчину, входящего в кафе отеля, Арин опять поразилась его внешнему сходству с Жаном, только сын был намного выше отца.
— Ну что, девочка, где мой блудный наследник?
— Привет, Кевин. Может, завтрак сначала? — спросила Арин запыхавшегося гостя.
— Ты права, надо подкрепиться. Кофе хочу ну просто жуть как! — со смешком признался Кевин.
Пока он с наслаждением уплетал круассаны и пил кофе, Арин старалась изо всех сил не задавать всплывающие в голове вопросы.
Но, не выдержав, все-таки спросила:
— Вы поговорили с Громовым?
— Нет, — сухо проронил он.
— Почему?
— Громов, даже если что-то знает, не скажет.
— Но ведь это касается близкого нам человека, неужели…
Кевин покачал головой:
— Ты не понимаешь, девочка. Если странное поведение Жана связано с их общим делом, то он никому ничего не скажет до его завершения.
— А если это не связано с их делом? — недоумевала девушка.
— Ты сама ответила на свой вопрос. Если не связано, то он ничего не знает.
Арин вспылила и в сердцах воскликнула:
— Да почему где Жан, там творятся какие-то странные вещи? Неужели нельзя жить, как живут тысячи, миллионы людей вокруг?
Кевин сухо проронил:
— Такая жизнь не для него, ты это знала с самого начала. Каждый человек сам определяет границы своего комфорта, а иначе теряется смысл жизни.
— Вы правы, Кевин, именно за то, что он такой, я его и полюбила.
В это время к ним подошел портье:
— Синьорина, я освободился и могу, как только вы будете готовы, проводить вас в то место, — он многозначительно заморгал всеми глазами, подчеркивая значимость своей миссии.
— Спасибо, Пьер, — ответила Арин, — мы…
— Мы готовы, — уточнил Кевин и бросил салфетку на стол, — ведите.
Пьер, получивший солидное вознаграждение, радостно шел впереди. Он что-то рассказывал, как экскурсовод водил руками направо и налево, только его никто не слушал. Арин и Кевин, погрузились в свои думы и молча следовали за провожатым. Спустя недолгий промежуток времени они подошли к небольшому, но солидному с виду дому. Перед входом висела красочная вывеска «Владеющая истиной». Фоном надписи служила великолепная радуга с вплетенными в нее буквами неведомого алфавита. На площади перед домом в ожидании туристов стоял комфортабельный круизный аэробус с такой же надписью.