Снова возникает искушение бросить на нее ледяной взгляд. Она чувствует, что я не в настроении шутить, и дает задний ход.
— Зато утром сегодня у него была очень удачная встреча, и очень важная.
— Какого рода встреча? — интересуется Габи.
— Мы проводим слияние с издательством поменьше, которое уже много лет едва дышит, — отвечаю я торопливо, чтобы не вступать с ним в разговор.
— А зачем с ним сливаться, если оно едва дышит? — чуть слишком отрывисто спрашивает Габи. Несмотря на очевидный шарм, он, судя по всему, человек деловой и прямолинейный.
Я, видимо, не сдержавшись, поморщился.
— Я — израильтянин, долго живший в Италии, пока еще не до конца здесь пообтерся, — поясняет он.
— Где именно в Италии? — спрашиваю я, забыв, что нужно удерживаться от вопросов, если не хочешь общаться с человеком. Но вот спросил — и с ужасом жду ответа.
— В Турине.
— На родине Примо Леви, — добавляю я, испытывая облегчение, что не на Сицилии.
— Да, Примо Леви, Карло Леви и Наталии Леви и всех левитов на свете, о чем свидетельствует главная тамошняя башня — городок более еврейский, чем Тель-Авив, откуда я, собственно, родом. Неудивительно, что бабка моя была из Турина, и фамилия у нее была — попробуй угадать — Леви.
Мы смеемся.
— Габи — иностранный корреспондент. Совершенно очевидно, что Габи был и военным. Прямо
все при нем, думаю я.
— Каких газет?
Он произносит несколько названий, потом добавляет:
— Италия, Франция, Германия, Израиль, Штаты...
— И далее по списку, — прерываю я, пытаясь свести к минимуму этот впечатляющий перечень.
— Габи — мно-го-ста-ноч-ник, — произносит Мод с легчайшей иронией, одновременно и делая ему комплимент как преуспевающему журналисту, и рассеивая скрытый сарказм моей реплики тонким намеком на то, что мы — люди симпатичные.
Она все еще за меня, но и его спину чувствует тоже.
Так может продолжаться часами. Мы посылаем друг другу мячи из конца поля в конец, но подкруткой их занимается она.
— Ну так объясни, почему эта мелкая лавочка сливается с вашей.
— Это вопрос итальянца или израильтянина? — интересуюсь я, опять же добавив в голос долю иронии.
— Израильтянина, который носит мерсеризованные носки от «Галло» под грубыми армейскими башмаками.
— Тактичный ответ, — замечает Мод.
— Не знаю, насколько тактичный, но я убежден: до конца вечера он выложит мне всю подноготную этой сделки. Ты же видишь, ему уже не терпится это сделать.
Мы все смеемся.
— Мы сливаемся, потому что у них есть в активе очень хорошие книги, которые нас интересуют, а они их все равно потеряют, если закроются до конца года.
— Под «мы» ты имеешь в виду себя.
— Других тоже.
— И сколько вас?
— Имя нам легион, — подшучиваю я.
— Похоже, ты специалист в своем деле.
Я решаю не отвечать. Я не против лести. Знаю, к чему он клонит. Мы обмениваемся шуточными выпадами. Он бьет в цель, я уклоняюсь. Но в этом нет никакой враждебности. Скорее похоже на флирт.
Нед, гениальный сыночек, бухает свой бокал на безупречно сервированный стол и заявляет, что ему пора. Он расплескал вино на скатерть.
Наша троица поднимает на него глаза. «Ступай с миром», — бормочу я, обращаясь к Мод. Она передает мои слова Габи, но он никак не реагирует — возможно, он не разделяет нашей неприязни к Неду. Пусть мы тут и обмениваемся шуточками, но я говорю себе: ты не забывай, что вы с ним не в одной команде.
А потом он произносит что-то, чего я не слышу. Она отвечает: это полный вздор. «Чего ж от меня еще ждать», — парирует он, и оба разражаются смехом. Речь то ли о Неде, то ли об одной из моих ассистенток. То ли обо мне.
В какой-то момент, просто чтобы не молчать, я задаю вопрос, который звучит совершенно естественно — он давно как бы висел в воздухе: а что привело его в Штаты?
— Пишу статью про биотехнические компании, специализирующиеся на расщеплении гена и исследованиях рака. — После этой глыбы повисает пауза. — Так и познакомился с Мод.