Выбрать главу

— Только я угощаю, — сказал ты.

После тенниса мы зашли в бар на Коламбус-авеню. Четверть пятого, солнце светит вовсю, мы сидим в мокрой спортивной форме в кафе, на тротуаре. Голые коленки соприкасаются, ни ты, ни я не меняем позы. Можно поболтать о пустяках. Но я — старше, я сразу перехожу к сути.

— Расскажи про своего партнера, — говорю я.

Из того, как ты реагируешь на мои слова, я вижу, что ты хочешь сделать вид, будто они для тебя полная неожиданность, но потом передумываешь. Сейчас не время для уклончивости, карты выложены на стол.

— Да нечего рассказывать.

— Нечего?

— Мы вместе со студенческих времен.

— Но?

— Да никаких но. Я знаю, ты, скорее всего, не это хотел услышать.

— Так ты знаешь. Я имею в виду про меня.

— Не уверен. Но, думаю, да.

— Как деликатно ты это высказал.

— И?

— И ничего. Я про тебя думаю. — А потом ты добавил: — На самом деле, очень много.

Я понял: первую настоящую карту на стол выложил ты. Меня это восхитило. А моя была всего лишь джокером.

Я опустил правую руку под подлокотник кресла и схватил твою левую, которая тоже свисала ниже подлокотника. Ты этого не ожидал, и я почувствовал, что какой-то частью души воспротивился. Но отпускать я не хотел, не сейчас.

— Я тоже живу не один, — сказал я. — Но все, что ты сказал, я мог бы повторить.

— Так повтори.

Вот как ты отбиваешься — в голосе что-то ехидное, язвительное. Так и надо. Ладонь твоя расслабляется и даже обхватывает мою. Как же я рад, что не сдался.

— Мы вместе уже почти год, — говорю я, — но думаю я всегда о тебе — даже когда мы занимаемся любовью. — Теперь меня уже не остановишь. — Особенно когда мы занимаемся любовью.

— И?

Я молчу.

— Я хочу знать.

— И ничего. Тебе что, описать в деталях?

— Нет, — говоришь ты. — Вернее, да, давай. Мне очень понравилось, как ты это сказал.

— Я постоянно о тебе думаю. Даже когда я на тебя не смотрю, я слежу за тобой. Я все про тебя знаю. Знаю, где ты живешь, где жили в Германии твои родители, даже знаю, в какую школу ты ходил в Виргинии, знаю девичью фамилию твоей матери. Продолжать?

— Я могу в точности то же сказать про тебя.

— В каком смысле?

— Я знаю, когда ты ходишь на теннис, куда потом едешь на метро, знаю, где ты живешь, — могу продолжать очень долго. Про Мод я тоже все знаю, она тоже есть на фейсбуке.

Никогда не забуду тот миг, когда меня вдруг озарило: мы — зеркальные подобия друг друга. И вот... Столько месяцев, столько потерянного времени.

— Что еще ты про меня знаешь? — спросил ты.

— Я знаю, какую ты носишь одежду, цвет каждого твоего галстука, знаю, что носки ты надеваешь до, а не после брюк, иногда используешь подворотнички, рубашку застегиваешь снизу вверх, я знаю, что хочу знать тебя до конца своих дней. Каждую ночь хочу видеть тебя обнаженным. Хочу смотреть, как ты чистишь зубы, бреешься, хочу брить тебя, когда тебе самому не хочется бриться, хочу ходить с тобой в душ, втирать лосьон тебе в колени, в предплечья, в бедра снутри, в ступни, в милые пальчики. Хочу смотреть, как ты читаешь, хочу читать тебе, ходить с тобой в кино, готовить с тобой вместе, устраиваться рядышком перед телевизором, а если тебе не нравится камерная музыка, я откажусь от подписки и буду смотреть с тобой детективы — как скажешь, так и будет. Я прямо сейчас хочу лечь с тобой рядом без одежды. Я хочу одного: быть с тобой, быть таким, как ты..

Ты не дал мне закончить.

— Я хочу сегодня вечером тебе позвонить.

Твои слова ударили меня под дых. Ты мог бы сказать: «Мы сегодня ночью трахнемся» — я и то бы так не опешил.

— Выключу звук в телефоне, — сказал я.

— Я тоже. — Ты отнял у меня свою руку и положил ее мне на колено. — Впрочем, пожалуй, я не буду тебе сегодня звонить.

— Почему?

— Запутается все. Не хочу никому делать больно. Короткое молчание грозит стереть все, что только что

случилось между нами, отбросить нас вспять, туда, где мы были неделю, месяц, год назад. Нужно что-то говорить.

— Я не хочу, чтобы сегодняшний день обернулся ничем, — возражаю я. — Не хочу тебя потерять.

И — как будто это помешает тебе передумать — я достаю мобильник и показываю тебе свою фотографию в двенадцать лет.

— Вот кто с тобой сейчас говорит. Истовый, страждущий, перепуганный.

Ты глянул на фотографию и кивнул, и мне стало ясно, что я отчаянно пытаюсь навести между нами хоть самый хлипкий понтонный мостик.

— Будешь вечером думать обо мне? — спросил ты.

Я фыркнул, чтобы показать: иначе и быть не может.

— А ты? — спросил я.