– А я хочу достичь его как можно скорее.
– Ты же знаешь: совершенство недостижимо. Еще никому не удавалось его достичь.
– Но попытаться-то можно…
– А мы только тем всю жизнь и занимаемся. Разве нет?
Спорить с мамой было нелегко, да и не хотелось. В конце концов, она была права. Как всегда, впрочем.
– Расскажи, что у вас творится дома, – попросила Маша.
– За те двое суток, что тебя там не было, ничего особенного. Хотя… – и мама начала рассказывать про папу, про кошек и про свою работу.
Маше сразу захотелось домой. Она поняла, как сильно соскучилась. Так с ней всегда бывало в первые часы после прибытия на новое место. И с этим нужно было что-то делать, чтобы не раскиснуть окончательно.
Барьер восприятия
Ведь можно же двадцать раз пройти мимо и только нос воротить от скользкого чучела, хрюкающего в луже. А чучело рассматривает тебя прекрасными желтыми бельмами и размышляет: «Любопытно. Несомненно, новый вид. Следует вернуться сюда с экспедицией и выловить хоть один экземпляр…»
А. и Б. Стругацкие.
О странствующих и путешествующих
1.
– Ответьте мне, мастер, – сказал Антонов. – Только честно, без ложного пафоса. Вам здесь не надоело?
Яровой грузно заворочался в кресле пилота и что-то буркнул под нос. Кресло было тесновато: от природы не обиженный габаритами, в скафандре высшей защиты, модель «Сэр Галахад» образца 130 года, Яровой выглядел бронированным борцом-сумоистом перед заслуженным выходом на пенсию.
– Я не расслышал, – откликнулся Антонов. – Иногда вы орете так, что уши закладывает, а иногда тихи и нежны, просто диву даешься.
– Я не ору, – сухо сказал Яровой. – У меня голос такой грубый.
– Не обижайтесь, это всего лишь незатейливый юмор.
– Я не обижаюсь, – ответил Яровой. – Просто не вижу станции.
– Сейчас увидите. Куда она может деться в пустыне? Но, возвращаясь к волнующей теме: если вам интересно, я могу ответить…
– За себя, – проворчал Яровой.
– Ну разумеется… Мне здесь надоело, и я не боюсь в этом признаться. Мне надоело здесь к вечеру первого же дня. Более скучного места, чем этот затхлый мирок, я в жизни не встречал. Это можно сравнить только с Вегасом.
Яровой хмыкнул.
– Что вас удивляет? – непримиримо спросил Антонов. – Я не сравниваю природные условия или степень окультуренности – хотя говорить о культуре Вегаса в превосходных степенях я бы тоже не рискнул… Что способно навевать скуку? Однообразие. И там и тут его навалом. Только в Вегасе оно окрашено в яркие тона попугайного свойства. А тут оно ведет себя честно, не маскируется, является во всем своем блеске… точнее в полном отсутствии такового. Скажете, не так?
– Я все еще не вижу станции.
– Скучный вы человек, мастер. Я слышал о том, что вы скучны, но не ожидал, что до такой степени. Мы перевалим еще пару серых унылых дюн, и вы увидите свою ненаглядную станцию.
– Мы уже должны быть на месте, – задумчиво сказал Яровой.
– Как вы сегодня словоохотливы. И даже склонны к незатейливым шуткам.
– Это не шутка, – ответил Яровой. – Снижаемся.
Гравикуттер, небольшой транспорт для миров с явным дефицитом или полным отсутствием газовой оболочки, похожий на яйцо с хвостиком, описывал круги над впадиной, со всех сторон окруженной песчаными валами. Впадина не без претензий носила имя «Чаша Сократа». Если бы Сократу предложили пить отраву из чего-то подобного, он был бы еще, наверное, жив. Исследовательской станции «Марга-Сократ» надлежало находиться именно здесь, в окружении нехитрого вспомогательного оборудования, как то: антенна дальней связи, топографический модуль, несколько стационарных атмосферных сканеров и ангар для куттера, блимпа, который доставил людей на планету Марга с галактического стационара «Тинторера» и в назначенный срок должен был туда же вернуть, и парочки универсальных роботов.
Ничего из перечисленного не было и в помине.
При полном молчании экипажа куттер плавно опустился на то место, где еще утром была посадочная площадка – пятачок из песка, домовито сплавленного в такыр, – и застыл на раскинутых лапах, сильно накренившись.
– Осторожнее отстегивайтесь, – предупредил Яровой, но с опозданием.
Антонов уже высвободился из страховочных захватов и, не удержавшись на покатом полу, с грохотом въехал шлемом в борт.
– Я такой неловкий, – объявил он с гордостью. – А зачем мы сели именно здесь?
Яровой уже стоял снаружи, возле сдвинутой двери куттера, по колено увязнув в песке, и озирался.