А ведь, между прочим, это уже не первый подобный крах в его жизни. Глеб с грустью сравнил романтические отношения с подводной лодкой. Та, при желании, может сколь угодно долго держаться на плаву, но капитана при этом так и подмывает скомандовать: «Срочное погружение» — и опытным путем выяснить, насколько глубоко можно притопить эту железную дуру.
В памяти Глеба всплыли строки, пусть и очень иносказательно, но все же объяснявшие природу трещины, поначалу казавшейся с волосок, но в итоге разошедшейся до размеров бездны. В своем стихотворении один из любимых латиноамериканских поэтов Глеба признавался, что ему «до лампочки, какие у женщины груди — как цветущие магнолии или как пара сушеных фиников, и какая у нее кожа — как персик или наподобие наждака». Что ему «начхать на то, насколько свежо ее утреннее дыхание — возбуждает ли оно плоть или способно морить тараканов». Лишь одного поэт ни под каким предлогом не мог простить возлюбленной, а именно «неумения летать». Изящный верлибр аргентинца заканчивался словами о том, что «если женщина не умеет летать, она попросту теряет с ним время».
Глеб отдернул занавеску и, сложив ладони козырьком, попытался всмотреться в чужую жизнь, протекающую за окнами дома напротив. Навеянный стихотворением образ занозой сидел у него в голове. Черт побери! При всех достоинствах Марины, «летать» она разучилась. И до обидного быстро. Или ей всего-навсего достался не тот «пилот»? Впрочем, разве Глеба еще в школе не предупреждали на уроках зоологии о том, что муравьиная матка сбрасывает крылья сразу после того, как находит себе достойного партнера?
Было до чертиков тоскливо. Для создания хоть какой-то иллюзии общества Глеб весь вечер шел на мелкие хитрости. Он то включал телевизор на полную громкость, то рассылал не особо нужные эсэмэски друзьям и знакомым. Хитрости не особенно помогли. Уже к десяти хотелось завыть волком. Не найдя для себя иной альтернативы, Глеб с надеждой посмотрел на стеклянную дверцу буфета, за которой угадывался манящий силуэт бутылки с граппой.
Перебрав за ужином лишнего, Стольцев так и заснул на кухонном диване. Его разбудил неприлично поздний звонок. Голова раскалывалась, а ощущение во рту цензурными словами описать было крайне затруднительно. Недоверчиво посмотрев на часы, Глеб потянулся к телефону. Половина первого ночи. Кто бы это мог быть? Неужели она?
Вместо голоса, который одним лишь своим слегка хрипловатым, таким низким для женщины тембром когда-то мог свести его с ума, в трубке послышался бодрый баритон Лучко. Как обычно, капитан не стал тратить времени на преамбулы:
— Ты не поверишь, только что ограбили Третьяковскую галерею. Украли икону.
— Я, кажется, догадываюсь, какую именно, — предположил Глеб, окончательно просыпаясь.
Глава VI
— Как исчез? Куда исчез? — орал Дед на капитана. — Проворонил, твою мать!
Прекрасно зная характер генерала, Лучко даже и не пытался оправдываться. Себе дороже. Главное — не смотреть начальнику в глаза: это может вызвать очередной приступ ярости. А в гневе обладавший луженой глоткой и почти двухметровым ростом Дедов был по-настоящему грозен и очень шумен. За оглушительный голос начальника управления иногда звали Иерихоном. Если Иерихон подходил вплотную и кричал подчиненному в лицо или, не дай бог, прямо в ухо, запредельная мощь звука вводила в ступор даже видавших виды следаков. Капитан и сам не раз испытывал на себе парализующее воздействие начальственных децибелов. В общем, лучше помалкивать, тем более что сказать и в самом деле было нечего. Дед абсолютно прав: Пышкина он упустил. Но кто же мог подумать, что этот интеллигентный с виду парень с полным отсутствием криминального прошлого почует наблюдение и, ловко воспользовавшись чердаком, покинет здание через соседний подъезд за спинами стерегущих его оперов.
— Ладно, теперь расскажи про Третьяковку.
Лучко доложил, как еще ночью по горячим следам лично осмотрел место преступления. Дерзостью ограбление ничуть не уступало кремлевскому. Злоумышленники, которых, судя по всему, было двое, срезали решетку и проникли в здание через окно. Найдя то, что искали, они уже покидали галерею, когда их заметил охранник. А скорее всего, преступники засекли его первыми. Иначе он не лежал бы сейчас в морге.
Просмотр материала с камер наблюдения пока особых результатов не принес. Похитители предусмотрительно надели кепки с козырьками и нарочно не поднимали головы, чтобы не быть опознанными.