«Хочешь поговорить?» Эта фраза, даже произнесенная ее нежным голосом, обычно не предвещала ничего хорошего и пахла ток-шоу-марафоном, зачастую затягивающимся до самого утра. И каждый последующий такой разговор только усугублял боль от всех предыдущих.
Обычно ища примирения после ссоры, Глеб подбрасывал Марине маленькие записочки, где в коротких стишках либо подлизывался, либо высмеивал причину ссоры. На всякий случай он в уме уже сложил пару миротворческих четверостиший:
С замиранием сердца поворачивая ключ в замке, он все еще надеялся на чудо. Вот сейчас дверь откроется, а там все как раньше. Как будто и не было ссоры. Ни вчерашней, ни всех предыдущих. Остался последний оборот. Глеб вздохнул и закрыл глаза.
Жалобно лязгнув, замок отомкнулся. Легонько толкнув дверь, Глеб заглянул в прихожую. Чуда не произошло. На полу валялся ключ, к которому был прицеплен брелок, когда-то подаренный им Марине. Нет, похоже, стишки уже не понадобятся.
Лучко сидел перед экраном компьютера, задумчиво рассматривая изображение исчезнувшей реликвии. Все в этом деле представлялось следователю необычным. Он нутром чуял: что-то здесь не так. Картинка не складывалась. Икону похитили не абы откуда, а из самого Кремля. Пошли на огромный риск. И при этом украли не какого-нибудь там Андрея Рублева, а произведение неизвестного мастера. Ну не странно ли? Почему из всего собрания кремлевских икон, одного из богатейших в мире, украли именно эту, далеко не самую знаменитую вещь?
Капитан восстановил в памяти недавний разговор с директором кремлевских музеев.
— Ну а вы хотя бы запомнили, как выглядели эти ваши «реставраторы»? — спросил он у бледной как полотно Зарецкой.
— Артистически… — вот и все, что смогла ему сообщить главная свидетельница.
Он уже попросил предоставить ему записи камер наблюдения с проходной у Боровицких ворот, через которые так дерзко въехали и выехали похитители. По ощущениям от первого просмотра, воры весьма удачно уберегли свои «артистические» лица от видеосъемки. Теперь вся надежда была только на Зарецкую.
Порывшись в памяти, Ирина Сергеевна вспомнила про расписной комбинезон и легкое заикание.
— А документы?
— Они были в полном порядке. Вот их бланк приема иконы на хранение. Выглядит подлинным.
Это подтвердили и сотрудники охраны, дежурившие на проходной. Бланк и печать оказались настоящими. Пропуск на автомашину и разрешение на вывоз иконы были предварительно согласованы с директором ГосНИИРа. Что неудивительно, ведь именно на этот день и была запланирована отправка «Богородицы» на реставрацию. Ловко, ничего не скажешь.
Как ни печально, но Зарецкая, абсолютно неспособная запоминать человеческие лица, помочь следствию не смогла. Составленный по ее показаниям фоторобот оказался похож на каждого второго мужчину в городе.
Остается сосредоточиться на том, что есть. Судя по подлинным бланкам документов, следы явно ведут в ГосНИИР, куда он завтра же и отправится вместе со следственной группой. Надо будет переговорить со всеми сотрудниками и тщательно сравнить показания. Если документы и в самом деле были настоящими, это может существенно сузить круг подозреваемых, ограничивая их число только теми, кто имел доступ к бланкам и печати.
Кстати, о ГосНИИРе. Оказывается, там на реставрации в момент похищения находилась еще одна кремлевская «Богородица» — из иконостаса Благовещенского собора работы Феофана Грека. Украсть ее из ГосНИИРа можно было бы с куда меньшим риском. Однако она цела. Хотя стоимость такой иконы на черном рынке, как объяснили эксперты, существенно выше, чем у исчезнувшей. Так почему же украли менее ценную вещь? Видимо, кто-то заказал именно ее. Но кто? Зачем?
В сложившейся ситуации поиск похитителей, безусловно, следовало вести с двух концов, пытаясь выйти как на исполнителя, так и на заказчика. А без заказчика здесь точно не обошлось.
Ну вот и все. Она больше не вернется. Да и он не станет ее возвращать. В справедливости расхожей мудрости «уходя, уходи» Глеб убедился еще много лет назад. Пытаться вернуть человека, который собрался тебя оставить, — все равно что склеивать вдребезги разбитую вазу. Как ни крути, будет протекать. Сначала понемногу, а потом все больше и больше.