Следующее упоминание о «Влахернетиссе» датировалось 626 годом. Тогда патриарх Сергий обошел стены осажденного Константинополя с иконой в руках, после чего захватчики спешно сняли осаду города и бежали прочь, в панике побросав оружие.
После этого икона на время уходит в тень, уступая инициативу своему прообразу. И теперь уже настоящая Богородица во время очередной осады города в 910 году является молящимся в храме и простирает над Константинополем белый защитный покров. Собственно, именно в честь этого события и был установлен один из главных праздников Русской православной церкви — праздник Покрова Богородицы. Улыбнувшись, Глеб вспомнил, что согласно одной из версий, Константинополь по иронии судьбы был в те дни осажден не какими-нибудь там сарацинами, а нашими предками — русами.
Подлив себе итальянского антидепрессанта, он вновь зашелестел страницами.
Икону несколько раз признавали погибшей. Первый раз это произошло в эпоху иконоборчества, когда святыню, по слухам, спасли от уничтожения, замуровав в стену храма. Затем следы «Богородицы» исчезают то ли после пожара во Влахернской церкви, то ли после захвата города турками в пятнадцатом веке.
Занятно. Очень даже занятно. Похищенная вещь и впрямь была неординарной. Глеб даже почувствовал себя обязанным Лучко за то, что тот привлек его к расследованию, связанному со столь любопытным артефактом. Потерев уставшие глаза, он двинулся дальше к тому моменту, когда в семнадцатом веке «Влахернетисса» наконец перебралась в Россию.
Существовало по крайней мере два предположения насчет того, каким образом византийская икона очутилась в Успенском соборе Московского Кремля. По первой версии, ее прислали в дар царю Алексею Михайловичу с Афона, куда были переправлены православные ценности после падения Византии. По второй — икону привезли прямо из Константинополя в дар от настоятеля тамошнего Иерусалимского подворья.
Ну вот, для первого знакомства, пожалуй, достаточно. Глеб решил, что для полноты информации, не откладывая, посетит государственные архивы, а заодно постарается привлечь к этому историческому расследованию своих студентов. Это было бы весьма кстати для будущих историков. Он снова потянулся к граппе, но после секундных колебаний все же вернул бутылку на привычное место в шкафу.
Наутро стало понятно, что весна наконец собралась продемонстрировать всем и каждому, кто в доме хозяин. Можно сказать, стукнула кулаком по столу. И, между прочим, добилась своего. Москвички, истомленные суровой полугодичной необходимостью прятать свои прелести под ненавистной верхней одеждой, решительно вознамерились сказать вынужденной зимней скромности твердое «нет». Длина их юбок как по волшебству изменилась строго в обратной пропорции к объявленному Росгидрометом росту температуры. А огонь в глазах, многократно отраженный в мужских взглядах, набрав мощь лазера, без труда пробивал бреши в сердцах встречных кавалеров, еще не успевших задраиться в сезонную броню.
Окружающая природа, как бы оправдывая свое женское начало и будто подчиняясь какому-то извечному оргастическому ритуалу, за компанию впала в майскую истерию. Бесстыдно распустив почки и набухнув, где можно и где нельзя, она всем своим видом показывала, что в любой момент готова откликнуться на витающий в воздухе призыв к всеобщему промискуитету, распутно приоткрыв свое ненасытное лоно семенам новой жизни.
Особенно остро пьянящее дыхание грядущего тепла ощущалось в уютном парке, два с половиной века назад разбитом в Сокольниках по проекту самого Растрелли, вокруг величественного сооружения из красного кирпича, некогда носившего высокое имя Загородного дворца Елизаветы Петровны.
Чего только не повидал этот выщербленный временем красный кирпич. Бывало, дворец использовался под казармы и на долгие годы наполнялся эхом караульных и чеканным шагом марширующих войск. Случалось и так, что здание десятилетиями подремывало в тишине, приютив в своих стенах почти неслышную общину сестер милосердия. А в иные времена оно и вовсе пустовало. И вот в один прекрасный день часть дворца отдали Государственному научно-исследовательскому институту реставрации. Именно туда, вдыхая напоенный забытыми за зиму ароматами воздух и улыбаясь дефилирующим навстречу красоткам, шагал по аллее старого парка капитан Лучко.
В подъезде его уже поджидали коллеги. Оставив их в курилке, капитан прямиком направился к директору.
Судя по цвету лица и легкому тремору конечностей, Алексей Степанович Шейнин, вот уже двадцать лет бессменно руководивший ГосНИИРом, был в курсе того, что похитители предъявили кремлевской охране подлинные бланки, заверенные печатью его института.