Но Эника ускользала от контактов с мастерством бесплотной тени. Уильям даже не знал, как она выглядит.
Практически сразу после своего рождения Эника была помещена в закрытый пансионат Высшей Лиги Фелицитологов. Для тех, кто попадал в подобные заведения, как правило, уже не было обратной дороги к мирским горестям и радостям. Их след терялся, их имена выветривались из памяти родственников и соседей. Поэтому Уил и представить не мог, что однажды младшая сестра сама даст ему о себе знать.
Получив ее первое, весьма сдержанное и сугубо деловое послание, он испытал искреннюю радость и облегчение. Он надеялся, что эта связующая их тонкая ниточка не оборвется больше никогда. Но после многих неудачных попыток наладить с ней полноценную двустороннюю связь, он, скрипя сердце, отказался от дальнейших усилий. Ему стало очевидно, что Эника не хочет или не может по-настоящему вернуться в лоно семьи. Да и где это было видано, чтобы «высшие» за просто так жили среди простых смертных?
Тяжесть публичного процесса, личной трагедии и вины за погубленные жизни пассажиров и экипажа навалились на него. Он боролся, защищался, докапывался до истины, но силы его истощались, а результат оказывался не совсем тот, к которому он стремился. В итоге, когда его все-таки оправдали, все светлые чувства и надежды в нем перегорели. Остались только зверская усталость и злость.
Злости было особенно много. Именно она и добила его, подточила организм изнутри, подобная отраве.
Когда Эника наконец созрела для личной встречи, прежнего Уильяма Келнера, можно сказать, не существовало. Перед ней предстал стремительно стареющий неудачник (хотя реально ему едва перевалило за тридцать), с изнуренным лицом, седой головой, подорванным здоровьем и опустошенным сердцем.
В тот день Уил на остатках какой-то энергии и той самой смертельной злости ходил на прием в Департамент. Иногда он еще пытался выбить средства на новую спасательную экспедицию к Марсу. Правда попытки становились все реже и реже, потому как неизменно оканчивались ничем. Вот и в этот раз он снова натолкнулся на глухую стену.
Отчего-то именно этот, последний отказ, щедро сдобренный презрением и жалостью, окончательно сломил его. Он почувствовал, что устал. Что больше не может так жить.
Уильям Келнер возвращался домой с твердым намерением запереться в кабинете и пустить себе пулю в лоб.
Но на пороге дома столкнулся с высокой худощавой девушкой с ярко-рыжими волосами.
- Я обещаю, что скоро у тебя появится возможность начать все с начала, - без обиняков заявила она ему, - ты понимаешь, архонты не бросают слов на ветер. И если я говорю, что спасательная миссия будет организована, так и случится. Поэтому оставь дурацкие мысли о самоубийстве и делай то, что я скажу.
Уил уцепился за ее слова, как утопающий за соломинку. Он чувствовал себя уже настолько безумным, что мог поверить в любую фантастику. Даже факт, что Эника с ее категорией ноль вдруг ни с того ни с чего стала частым гостем в его доме, воспринимался им как сам собой разумеющийся.
А Эника и рассчитывала именно на это. Ей нужен был человек достаточно отчаянный и отчаявшийся, списанный со счетов и потому не привлекающий лишнего внимания.
- Я помогу тебе вернуться на «Аиуи», - сказала Эника, - и если ты захочешь, то сможешь все исправить. Ты сделаешь то, что будет единственно верным. И совесть твоя, наконец, обретет покой.
- Конечно, я хочу вернуться на «Аиуи»! - вскричал Уил, ослепленный ее божественным сиянием, - я спасу корабль, спасу людей, спасу Кетлин!
Он безоговорочно принял все ее условия, возобновил тренировки, вернул расплывшемуся телу былые формы, заново подтвердил шестую фелиокатегорию. Единственный момент, когда он попытался ей возразить, был связан с требованием принять должность директора грузовой космоточки где-то в Сибири.
- Я космолетчик, а не бюрократ! - шумел он тогда. - Если я начну возиться с бумажками, то увязну в них - и прощай, Марс! Прощай спасательная экспедиция!
- Поверь мне, - сказала Эника спокойным голосом - таким, какими разговаривают с капризными детьми, - одно другому не помеха. Сейчас нам нужно, чтобы ты залег на дно, скрылся куда-нибудь подальше, но не порвал при этом окончательно со своей профессией. Нам нужно время, чтобы все подготовить.