Вячеслав откинулся на спинку кресла:
- Представь себе. Что это еще за пакость?
- Ничего и не пакость, - ответил Селем, - хотя с другой стороны... Вообще, это небольшой обелиск, расположенный в районе Старой дороги.
- И что с ним не так?
- Обветшал. Зарос бурьяном. Каменистая долина - это вообще странное место. Аномальное. Эника просила передать тебе ее просьбу: при первой возможности осмотри там все и подумай, что можно сделать.
- Вот как, - Вячеслав привычным жестом взъерошил волосы на висках. - А почему она сама мне ничего не сказала?
- Видимо, я ей первым под руку подвернулся, - Селем равнодушно пожал плечами. - Разве это имеет значение?
- Как посмотреть. С чего бы Энике, к примеру, проявлять интерес к обветшалому монументу?
- Так ты что, и про эксперимент в долине не слышал? - удивился Селем. - Большой эксперимент с временной инверсией, параллельными реальностями и спасением заблудших человеческих душ.
Вячеслав насторожился:
-Краем уха... Но детали от меня ускользнули.
- Могу рассказать по дружбе. Ты к прогулке готов?
- Далеко?
- Километров двадцать пять. Мой карт у крыльца.
Вячеслав вздохнул и встал из-за стола:
- Веди, Вергилий.
***
- Долина сама по себе мрачное местечко, а в последнее время и вовсе шалить начала, - продолжал Селем, пока они шли по пустынным коридорам Растопырки. - Вроде летишь мимо - все нормально: горы, деревья, цветы цветут, облака плывут. А потом - раз, и все в один момент переменилось. Ни цветов, ни облаков - голые мертвые скалы и засохшие деревья. И туман густой, как на заколдованном кладбище. Есть легенда, впрочем, не подкрепленная реальными фактами, но весьма живучая, что раньше там располагалась секретная военная база. Занимались на этой базе, как водится, какими-то не очень хорошими делами. Но потом ее законсервировали: то ли в результатах разочаровались, то ли элементарно средства закончились. Сначала оттуда вывезли наиболее ценное, а затем вход в тоннели взорвали. Сейчас там ничего не осталось. Только древние бетонные блоки, раскиданные по склонам в беспорядке, да остатки железной дороги. Это такая узкоколейка с рельсами и шпалами...
- Я в курсе, что такое железная дорога, - прервал его Перевалов.
- Тогда не стану отвлекаться, - кивнул Селем. - Безусловно, что-то там, в долине располагалось, возможно, даже военный объект. Но лично я думаю, что там могла быть простая перевалочная станция, сооруженная во времена строительства нашего космодрома. В те годы проще было подвозить необходимое по железке. Но как только настала эра антигравитации, надобность в ней отпала. Пути забросили, вокзал разобрали.
- А откуда там взялся кенотаф? - задал резонный вопрос Вячеслав.
- А до этого я еще не дошел, - ответил Скулашов, роясь в карманах в поисках карточки, разблокирующей дверцы гравикарта. Наконец нашел, вставил в щель и откатил стеклянную дверцу: - Прошу!
Из салона на них тотчас обрушилось непередаваемое амбре перегретого на солнце пластика.
- Опять сломалось, - прокомментировал Селем ситуацию, ткнув пальцем в панель кондиционера, - надо будет в мастерские заскочить. Ладно, сейчас стартуем, и все наладится.
- Я думал, ты любишь современный комфорт, - произнес Перевалов, боком протискиваясь внутрь облупленной машины.
- С чего такой вывод?
- Ну, ты всегда элегантно выглядишь. Одежда брендовая, дорогая обувь. Я был уверен, что и машина у тебя крутая. Где ты откопал этого динозавра?
Гравикарт действительно смотрелся музейной редкостью. Поражало отсутствие многих привычных приборов, что не спасало, впрочем, от тесноты в кабине.
- Никогда не суди по первому впечатлению, - наставительно произнес Селем, удивительно мягко отрывая карт от земли, - и по второму тоже. Как учил меня мой дед, все предметы это вещи в себе, и всегда находятся в процессе превращения во что-то иное, чем они кажутся в данную минуту.
Машина действительно оказалась маневренной и быстрой, совсем не как первые модели, плававшие в воздухе подобно гудящим неустойчивым черепахам.
- «Форма есть пустота, а пустота есть форма», - процитировал Вячеслав.
- О, так ты знаком с учением о шуньяте?
- Интересовался буддизмом в университете: медитация, коэны, Шангри-Ла. А учение о пустоте запомнилось своей парадоксальностью. «Пока мы познаем ее, пустота выглядит пустой. А когда познаем, все в сравнении с ней становится пустым».
Селем оглянулся на него с уважением:
- Пожалуй, я многого о тебе не знаю.