- Отдыхает.
Эника наконец-то удобно села, поджав ноги.
- Мне надо с тобой поговорить!
- Говори, - Альваро откинулся на спинку дивана, вытянув вперед длинные ноги.
- Я возвращаюсь в Земной.
- Кажется, я это уже слышал.
- Теперь, когда Селем выбыл надолго, а Рон в бешенстве, я должна быть там.
Он повернул к ней голову:
- По-твоему, я стану тебя отговаривать?
- Очень мило с твоей стороны, Ал. Но я не об этом.
- Хочешь, чтобы я отправился с тобой,- кивнул Альваро.
- Сам видишь, от меня мало толку, - Эника потрясла в воздухе кистями рук, - я даже чувствительность никак не могу восстановить. А ситуация не терпит отлагательств. Я запустила процесс, Вячеслав Перевалов уже плотно привязан к объекту, а через сутки-двое Рон залижет раны и опять примчится вставлять мне палки в колеса. Мне же больше не на кого положиться.
- Бедняжка, - Сантес скорчил сочувственную гримасу.
- Ну, правда. Альви, - она пододвинулась к нему ближе, цепляясь за плечо фелиомеда, - поехали ко мне! У тебя будет свой кабинет, интересная работа, свежий горный воздух, а не эта влажная дрянь за окном.
- Интересно, о каком кабинете ты говоришь, если общежитие вы с Роном недавно столь эффектно спалили?
- Ты поселишься в доме Романа, он сейчас пустует.
Сантес неопределенно дернул бровью, словно бы сомневаясь в уместности данного предложения.
- Что тебя здесь держит? - не унималась Келнер.
- Да, собственно, ничего, - ответил он, - место не имеет значения.
- Я обещаю, что в Земном ты приобретешь уникальный опыт. Все увидишь своими глазами.
- Я подумаю, - сказал Альваро.
***И Н Т Е Р М Е Ц Ц О***
Альваро. 15 лет назад
Альваро Сантес рос спокойным, молчаливым и одиноким подростком. Взрослые, в основном учителя и архонты из высших, которые вызывали у него уважение, не сумели стать ему компанией. Сверстники же наоборот, представлялись ему слишком поверхностными и шумными. У него были знакомые и приятели, но не было друзей. Однако Альваро не считал свое одиночество проклятием. Скорее - осознанным выбором. Или даже подарком судьбы.
Летом, если у него вдруг выпадала свободная минута, он шел в дальний угол сада и устраивался на каменной скамье, поросшей зеленым мхом. Там он мог спокойно упиваться тишиной, мечтать, размышлять или читать. Зимой, когда в Честерфилде шел снег и газоны укрывались белым мягким одеялом, а любимая скамья становилась слишком холодной и скользкой, он усаживался на подоконнике в холле и через мутное стекло смотрел на то, что происходит в дворе элитной школы Вышей Лиги.
Но случались и дни-исключения, когда им овладевал мятежный дух противоречия и свободы. В эти дни Альваро сбегал за пределы пансионата, перелезал через невысокую каменную ограду и отправлялся бродить по окрестностям, с одинаковым любопытством наблюдая как за полетом птиц, так и за разнообразной людской деятельностью. При этом он никогда не ввязывался ни в одно сомнительное приключение. Он был и оставался не более, чем наблюдателем - безмолвным и незаметным.
Самая большая странность, которая за ним водилась, это непонятное отношение к грозам. Стоило небу покрыться тяжелыми ворчливыми тучами, как он неизменно выбирался из здания и отправлялся в холмы.
С выбранной им точки легко обозревались на западе серые черепичные крыши, над которыми доминировала искривленная спиралевидная колокольня Сент-Мэри и Всех Святых. На севере и северо-востоке, насколько хватало взгляда, простирались поля, разделенные на неровные прямоугольники купами ясеня и ивы. А на восток тянулись луга с озерами осоки, где до сих пор единственными обитателями оставались кулики и кроншнепы. Но надо всем краем доминировало огромное вечно меняющееся небо.
Именно отсюда всякий раз Альваро и заставлял себя смотреть, как из-за горизонта надвигается на него грозовой фронт.
Сначала мир вокруг затихал, накрытый хмурый тенью. Замолкали птицы и кузнечики, переставали жужжать пчелы, и только в отдалении глухо и редко перекатывался гром. Потом он становился все громче, все ближе. Молнии вспарывали небо одна за другой, а порывистый холодный ветер поднимал в лугах злые широкие волны.
Со стороны можно было подумать, что Альваро обожает грозу, находит в себе созвучие с ее напористой энергетикой. Но на самом деле он ее боялся.