На пороге хаты появилась Муха и Паук. Раздались бурные аплодисменты. Начальники скандировали: ура!
— Поприветствуй их, — шепнул Паук Мухе, и она всем помахала ручкой, как вождь на мавзолее, отчего публика пришла в полное исступление. Паук набросил ей на плечи козлиные шкуры; Муха смутилась, ощутив прикосновение его рук, и по-девичьи прикрыла зардевшиеся щеки ладонями.
— Побрызгай на них, Гриша, — сказал Барабас и опять обратился к сборищу, — зажигайте факелы. Пора!
Владислав Владиславович не сразу сообразил, что его «Мерседесу» преграждают путь по крайней мере пять других автомобилей. Он в панике выскочил из машины, по-волчьи взвыл и поспешно скрылся в лесу.
— А ну, приведите сюда этого козла! — с надрывом прокричал Гриша. Начальники, окружившие черную женщину, расступились: она вела на поводке козленка. Гриша подошел к ней и взял животное на руки.
— О, великий гроссмейстер, кому вы доверяете жертвоприношение?
— Где наш глубокоуважаемый мэр?
Из толпы высунулась голова городского головы Йосифа Иосифовича Голозадика:
— Может, кто-нибудь из моих заместителей меня заместит? — заскромничал градоначальник.
— Не стесняйся, братец Йо-Ио.
— Эх, такая честь, такая честь! — покачал головой мэр и вышел из толпы полностью.
— Странная у тебя одежа, Йосиф Иосифович.
Мэр только плечами пожал, мол, ничего странного, обычный прикид металлиста.
— Ладно, пойдет. Но в следующий раз придумай что-нибудь поэкстравагантнее, как сестричка Горгона, например (дама с обнаженными грудями гордо задрала нос — это о ней сейчас говорил Барабас), или, как Паук.
— Нельзя мне, как Паук, с татуировкой меня избиратели перестанут избирать.
— Не прибедняйтесь, ваше градоначальничество, кто вам слово скажет, вы же самый уважаемый человек в городе, — сказал Гриша и передал мэру жертву.
Тем временем в лагере мастеров «Анахроничного Илиона» собрался совет. У костра сидели не только судящие мастера, но и несколько играющих мастеров из числа старожилов ролевого движения.
— Ну что, толкиенисты, доигрались?! — сказал Приам, подойдя к мастерскому костру, — Елена сбежала. Ахилл убит. Игра провалена!
— Слушай, Сеня, выпей лучше эльфийского напитка, — ответил ему старший мастер. — Посмотри, Брисеида, там осталось?.. Дай Приаму, пусть тоже глотку продерет, может, заткнется.
Ролевичка поднесла царю тевкров подставку с несколькими лабораторными мензурками, в каждой из которых было граммов по двадцать разноцветной жидкости.
— Выбирайте, ваше тиранство, — съязвила дочь Брисея.
— Решили от меня избавиться? И в какой из них яд? — подыграл ей царь.
— Во всех. Хочешь сразу сандалии отбросить, выбирай синюю, — равнодушно сказал старший мастер.
— А может, я помучиться хочу, — возразил царь.
— Чтоб недельку покорячиться в адских муках, я бы вам посоветовала розовую, — улыбнулась любовница Ахилла.
— Кстати, это новинка игры, любовный напиток искусительницы Брисеиды, — пояснил второй мастер.
— Тогда… я передумал, давай синюю, — сказал Приам и залпом осушил поданную мензурку. Пару секунд после этого он стоял недвижимо. Лицо его побагровело, затем позеленело и покрылось фиолетовыми пупырышками. Но только лишь после того, как щеки Приама раздулись, как воздушные шары, а глаза вылезли из орбит, он открыл рот и изверг душераздирающий вопль, который услышали даже у хаты-мазанки.
— Что, уже началось? — ужаснулся Гриша, спрятавшись за спиной Барабаса.
— Да это ролевики развлекаются, — возразил гроссмейстер и энергичным шепотом добавил, — ты что же бубен бросил? Давай, Гриша, зажигай!
И Гриша зажег: что есть сил он забил в ударный музыкальный инструмент. Заместители мэра задули в дудочки, П.С. зазвонила в звоночки, и процессия начальников двинулась вприпляску по наезженной дорожке. Их целью был полуразрушенный террикон, возвышавшийся на другом берегу реки.
У мастерского костра на вопль Приама никто не отреагировал. Разве что не допевший свою песню дрозд, что замертво свалился к ногам илионского царя.
— Чего вы туда намешали? — просипел Приам, возвращая девушке лабораторный сосуд.
— Вам же сказали, ваше величество, эльфийский напиток. От закупорки мозгов.
— Я ж говорю: толкиенисты!
— Ещё раз оскорбишь, Сеня, — теперь уже вполне серьёзно сказала Брисеида, — заставлю выпить гоблинский.