Выбрать главу

— Энио, мы с тобой — одно целое. Нам друг без друга — никуда, — молвила Инна.

— Инночка, но мне так хотелось получить опыт!

— Потянуло к природе?

— Угу, — кивнула в ответ душа. Инна положила свой небольшой рюкзак и фонарь Барабаса на землю, а сама присела на бревно и протянула перед собой ладонь, на которую и опустилась Энио.

— Я сегодня проиграла поединок. Мои чувства, внимание и реакция, как бы выразиться… работали вполсилы. Понимаешь?

— Угу, — снова сказала Энио, — надо было позвать кого-то из драконов: Джонги, Ранхи, Эрхариурза или Хорха, тогда бы ты стала непобедимой!

— Вот, а управлять драконами можешь только ты… Подожди, ты что же, имена им дала?

— Да. Ведь они такие славные!

— Интересно. Джонги это дракон эмоций, та красная клякса?

— Угу. Вообще-то он был красным, а теперь стал белым, хм, не знаю почему, — пожала плечами Энио, — после того, как ты его усмирила.

— Не я, а мы!

— Угу.

— Хорошо. Ранги…

— Ранхи, — поправила Энио, — черная бабочка, помнишь?

— Ещё бы!.. Дракон воли — Эрхарз…

— Эрхариурз. Ты его не видела, он такой любитель поспать!

— Дракон лени?

— Да нет, — рассмеялась Энио, — его место там, где весы были.

— Дракон логики и воображения.

— Ага. Он такой милый, красивый, лазурный!

— А Хорх, кто такой?

— Ой, — махнула рукой Энио, — этот самый капризный и самый прозрачный.

— А где его место?

Энио в ответ пожала плечами:

— Мы его, по-моему, не приручили. Иногда этот прозрачный меня так раздражает, я от него куда только не пряталась! Он всюду меня находит и пугает… А иногда — слушается.

— Инна-а-а! — зааукал Копростасис, кружа над лесом.

— Ой, опять этот шалопутный. Пойду-ка я домой, — поспешила сказать Энио и скрылась в грудном чакраме.

Кьюнг летел очень низко, опустись он на пару сантиметров, так и задел бы верхушки сосен.

— Не дал нормально поговорить, — расстроено молвила Пинцова.

Кьюнг, казалось, её заметил, потому что тут же опустился вниз и сел на другом конце бревнышка.

— Инночка, деточка, где ты? Ау!!! — снова закричал он во все кьюнгово горло.

— Издеваешься? Я рядом.

— Я тебя не вижу.

— Да перед самым твоим клювом, Копруша!

Кьюнг по-птичьи резко повернул голову влево и, увидев перед собой Инну, радостно рассмеялся:

— Ой, я тебя не приметил. Как это забавно!

— Очень весело!

— Честное слово, я тебя так искал, так искал…

— Ты на вынос ходил, то есть летал смотреть?

— Да, ведь настоящее взятие Трои я в свое время пропустил. Так интересно!

— Нашел своего героя-защитника?

— Нет. Меня по-прежнему из людей никто кроме тебя не замечает. А с тобой-то что?

— Просто перехотелось играть. Знаешь, как у нас девушек, хотелось-хотелось и — перехотелось.

— Это-то понятно.

— А что непонятно?

— Как что, зачем ты в драку полезла?

— Доказать хотела.

— Что ты не женщина?

— Да что говнюк он, понимаешь!

— Кто, Ахилл?

— Да, что я не женщина.

— Теперь я даже больше скажу: ты не просто женщина, а воплощенная женственность!

— Во загнул!

— Ага. Твоя джива почти идеальна.

— Ты ее видел?

— Да так, мельком. Но этого достаточно. Такое впечатление, что она побывала в неземных мирах, но почему-то снова вернулась в порочный земной круг.

— Зачем?

— Есть карма, которую можно отработать только на определенной планете. Будь осторожна, не загрязни её в нынешнем воплощении.

— Что ты имеешь в виду: мои ролевые игры, турниры, фехтование?

— Нет. Это всего лишь игры. Я имею в виду обычную земную жизнь.

— А вдруг, всему виной не карма, а какая-то миссия?

— Не думаю, что ты аватара. Я догадываюсь, к чему ты клонишь, но ты женщина и вряд ли можешь стать демиургом. И защитником города Ру быть не можешь… Да не печалься ты! Тебе ещё будет, кого творить и защищать.

— И кого же, интересно?

— Своих детей. Только через творчество можно очистить карму. А для женщины творчество — это её дети.

— Что ж, я тебя хорошо поняла.

Инна взяла фонарь в одну руку, рюкзак в другую, встала.

— Проводишь меня на дизель, Копри?

— На какой ещё «дизель»?

— На пригородный дизель-электропоезд. Не пешком же мне домой идти!

— Значит, поедем, — согласился кьюнг.

Копростасис сел Инне на плечо, и они пошли по тропинке.

— Солнце село, в лесу стемнело, — грустно вздохнула зверо-птица.