Демиург с трудом встал на ноги и ступил на светящуюся дорожку Лорем Ипсума.
— Понимаешь, я тоже думал, что это невозможно, но…
— Даже в этом мире нет ничего невозможного. Как, ты сказал, её зовут?
— Инна.
— Да, изначально это было мужское имя.
— Вот доставлю тебя домой, пойду к своей Инночке. Интересно, где она сейчас? — вздохнул кьюнг.
Молодые проповедники, глядя, как столетний старик поднимается по самодвижущейся дорожке в направлении неопознанного летающего объекта, так и остались стоять в парке в полнейшем оцепенении до самого утра, а может и дольше. Что с ними произошло в дальнейшем, никому не известно: их, как и кьюнга, в городе Ру почти никто не замечал.
XIII. Конквистадоры
А Инна в этот момент ехала в пригородном поезде. И так как ехать было недалеко, Пинцова стояла в тамбуре. Она была в глубокой задумчивости и даже не заглянула в салон. Поезд остановился на очередном полустанке, и в вагон поднялся критически пьяный мужчина. Нетрезвые пассажиры здесь не были в диковинку, и Инна не обратила бы на него никакого внимания, если бы не одно обстоятельство: на шее у мужика сидел черт.
— Привет! — весело сказал рогатый, обращаясь к девушке, — ну и денек сегодня выдался, да? Аж пот ручьем.
— Привет, — ответила Пинцова и по-американски улыбнулась нечистому.
— Давай, пошевеливайся Вениамин Валерьянович! Ох, не следовало тебя так поить, переборчик вышел…
Черт лупанул копытами, как шпорами, в бок осоловелого мужика, того качнуло вправо, развернуло влево, наконец, несчастный пьяница ухватился таки за ручку выдвижной двери, успешно открыл последнюю и, аккуратно вписавшись боком в дверной проем, левым галсом вошел в салон. Он продефилировал к единственному свободному сидячему месту и, к удивлению всех, никого не задев, сел на деревянную скамейку. Тут-то Инна и обратила внимание на пассажиров: кроме людей в салоне дизеля-электропоезда сидели нелюди — красномордые козлобородые черти, свиноносые бесы, чернорогие инкубы и суккубы, а также джинны всех мастей.
Но это ещё что: Пинцова не видела, что творилось наверху! То ли из-за нехватки мест в салоне, то ли по другим-каким причинам некоторые представители подземного мира предпочли ехать на крыше локомотива. Большинство из нечистых умостились поближе к выхлопной трубе, где, по всей видимости, им было комфортней. Дизель дал продолжительный гудок, двери автоматически закрылись, и поезд тронулся дальше.
Машинистом этого состава также был представитель демонического мира.
Автомобиль Барабаса остановился на железнодорожном переезде.
— Может, ну нафиг этот шлагбаум, ваше великолепие? — сказал Гриша.
Гроссмейстер и П.С. релаксировали на заднем сидении лимузина. Барабас открывал бутылку с шипучим напитком.
— Даже не помышляйте, Григорий, — ответила вместо шефа П.С., — если разольётся шампанское, я вам этого не прощу.
Шампанское выстрелило, пробка пролетела по салону, раз пять срикошетила и оказалась прям перед Гришей — на приборной доске, рядом с навигатором.
— Наливайте тогда и мне, — сказал водитель.
— Ты что, а если дорожный патруль остановит, — возразил Барабас, — тут такие бесноватые гаишники, я с ними до самого Армагеддона не расплачусь!
Водитель отвернулся и насупился.
— Ах, Гриша, какой вы обидчивый мальчик! — сказала П.С.
— Я пошутил, держи бокальчик, — молвил Барабас, — сегодня такой знаменательный день!
К переезду медленно приближался пригородный поезд.
— Так тянется, ужас! — сказал водитель, смакуя бурлящую жидкость, если и изготовленную в Шампани, то по особому — дьявольскому рецепту.
— Вечно вы куда-то спешите, Григорий, — укорила его Полина Сергеевна.
— Ой, вы гляньте, как облепила этот поезд наша братия! — молвил Гриша.
Барабас опустил стекло лимузина и прищурился, чтобы лучше видеть.
В кабине локомотива дрались за право управлять поездом инкуб и ифрит.
— Я машинист! — сказал огненно-плазменный джинн в тюбетейке и шандарахнул что есть сил рогатого собрата кулаком по голове, да так, что голова инкуба провалилась внутрь туловища.
— Нет, я машинист! — возразила провалившаяся голова, как из пустой бочки, и рогатый хлестанул огненного шайтана хвостом, будто плетью.
Барабас залпом допил шампанское и сказал:
— Возвращаемся к старухе.