— Станция «Ру», конечная! — объявил джинн-машинист в селектор, — всем шайтанам: ифритам, маридам, силатам, гулам и кутрубам — собраться у левого края первой платформы. Бесы, черти, суккубы, инкубы и другие представители рогатого сословия сегодня поселяться не будут, ха-ха-ха!
Когда рогатые пассажиры услышали это объявление, среди них началась чуть ли не паника. Чертята заплакали, бесята зарыдали. Рогатые папы успокаивали мам, а те, в свою очередь, своих детей. Джинны всех мастей — огненные, водяные, воздушные и земляные — безудержно тому радовались, с наслаждением демонстрируя союзникам по экспансии свои недоразвитые гениталии. Люди выходили из поезда, никак не отреагировав ни на объявление, ни на поведение нечистых, и только Инна смотрела на эту картину, раскрыв рот. Когда вся человеческая раса покинула вагон, пришлось выйти и ей, чтоб не вызвать у дьявольских существ подозрения.
Ифрит нарочито расхохотался и выпрыгнул через окно на платформу. До локомотива дошкандыбал колченогий инкуб, тот самый, которого перед переездом выбросил в окно огненный джинн. Голова его теперь была на месте. Рогатый забрался в кабину машиниста тем же путем и включил громкую связь:
— Не беспокойтесь, друзья, наш союзник по экспансии пошутил. Все рогатые демоны собираются м… на правой стороне первой платформы.
После этого объявления рогатые дети вытерли слезы и заулыбались, демоны последовали за шайтанами, все стали выходить из поезда.
Нечистых были целые семьи. Многие из них тянули за собой тележки-кравчучки. Другие были с чемоданами, мешками и рюкзаками. Как и было объявлено, шайтаны и демоны разошлись по разные стороны платформы. Один из юных рогатых умостился на брошенный на землю мешок, достал ноутбук и загрузил компьютерную игру, видимо, какой-то клон «Героев магии и меча».
После того как инкуб покинул кабину локомотива, с пола поднялся настоящий машинист. Он держался рукой за разбитую голову и пытался понять, что с ним произошло, и как он довел поезд до станции «Ру» без аварий.
Инна наблюдала за всей сценой издалека, спрятавшись за колесами вагона-цистерны с надписью «Undulatus asperatus concentrate — R». И тут она вздрогнула и вскрикнула, да так, что все присутствующие на железнодорожном вокзале — и люди, и нечисть — обернулись в её сторону: на плечо Пинцовой сел Копростасис.
— Копри, так можно разрыв селезенки получить! — сказала она, еле переведя дух.
— Ой, какая ж ты нежная!
— Это кто такие, Копрушенька?
— Да так, духи подземные, нечисть преисподняя. Они хотят переселиться на поверхность, — пояснил кьюнг.
— Что значит «переселиться»?
— А то и значит: как конквистадоры в Новый Свет.
Руководители обеих групп что-то проговорили на своем наречии, и конквистадоры из преисподней двинулись в сторону местного химического предприятия.
— Пойдем за ними! — предложила Инна.
— Не имеет смысла, и так ясно, где они расквартируются. На территорию химкомбината нас всё равно не пустят… До твоего дома далеко? — поинтересовался Копри.
— Километра четыре. Надо такси брать.
— Никакого такси. Пешком пойдем. Я тебе по дороге все расскажу. И возможно, мы что-то придумаем.
Отец Никодим жил на отшибе близлежащего села. Многие это место так и называли — хутор Никодимовка.
Священник приехал домой на старом потрепанном «Москвиче» уже за полночь. Он загнал машину в гараж-сарай и поспешил в дом, где его терпеливо ждала его незабвенная матушка.
— Есть что покушать, голубка моя ненаглядная, — обратился он к попадье, как только вошел в дом.
— Тихо ты, окаянный, дети спят, — шепотом ответила супруга, — сейчас зеленый борщ разогрею.
Отец Никодим было уж подобрал рясу и сел за стол, но вдруг встал и направился обратно к сеням.
— Куда это тебя нечистая понесла? — поинтересовалась матушка.
— Куда ж ещё, как не на двор.
— Эх, отец Никодим, люди уж давно канализацию в дома провели, у кого ни спроси, в доме и ванная с горячей водой, и туалет. Одни мы в сортире нужду справляем.
— Цыц! Ты опять за своё? — возразил ей священник, — да мы с тобой в роскоши живем, не то что святомученики! Сколько раз говорить, ешь постно, живи совестно, тогда и душу сбережешь. Чтоб я таких разговоров от тебя больше не слышал.
— Хорошо, что июнь на дворе, а зимой-то как? — сказала попадья, но супруг её уже исчез за дверью. — Эх, Никодим, чувствую, продам я с тобой душу нечистому за комфортабельный санузел.
Отец Никодим второпях добежал до сортира, но только он открыл дверь, как изнутри на него бросилась пучеглазая стрига. Она сбила священника с ног и галопом поскакала прочь, размахивая недоразвитыми крыльями: через огород и ограду — в темный лес.