Выбрать главу

Над демиургами несколько раз прокружил веселый пчелиный рой. Любопытные насекомые иногда забывали об этикете и проявляли к Барабасу чрезмерное внимание.

Чуть поодаль от парапета заливались чудным пением с десяток белых ворон, над главным куполом Лорем Ипсума сияла неземная радуга в девяносто девять цветов, были во дворце и другие привлекательные моменты.

— Какой импозантный замок! — восхитился гроссмейстер. — Кстати, а моя клюка весьма импонирует стилю твоего мира, Атиша.

— Понравилось? Оставайся. Погостишь недельку, я тебя по воде научу ходить.

— Да я уж понял, что попал… под твоё магическое влияние.

— Никакой магии. Все по небесному просто, — ответил Атиша, которому на вид сейчас было от силы лет двадцать пять, если мерить земными мерками, разумеется.

III. Античные воины

Тьма-тьмущая и поднявшийся от реки туман, казалось, полностью поглотили лес. Полуинкуб Гриша и полусуккуба Полина Сергеевна, которую даже Барабас называл исключительно по имени и отчеству, нередко, правда, их аббревиатируя, сидели в машине без света: он демонам был без надобности.

— Сколько можно болтать с этим старикашкой, — нервничал Гриша.

— Мне тоже это остохорошело, — согласилась секретарша гроссмейстера, пересаживаясь на переднее сидение.

— Как бабы!

— Это ещё мягко сказано… Гриш, ты не против? Одной в салоне так скучно, — извинительно сказала П.С., захлопывая дверь, но водитель не обратил на её передислокацию особого внимания, ибо узрел на дороге нечто, не поддающееся его логике.

— Глянь-ка, кто это там? — сказал он, тыча пальцем в тьму-тьмущую. Гришины глаза полыхнули дьявольским огнем.

Секретарша тоже напрягла взор, её зрачки налились кроваво-красной магмой. Тьма расступилась, и Полина Сергеевна стала видеть почти как днем, будто у неё появился прибор ночного видения, правда, не с зеленоватым, а опять-таки с кроваво-красным оттенком.

— Рыцари, — сказала она и глупо улыбнулась.

— Да вижу, — ответил Гриша, — но откуда они здесь? Мы что, переместились в средние века?

— Э-э-э… это не рыцари!

Бывшие какие-то десять минут назад недругами, они переглянулись и почти прильнули друг к дружке, в один голос прошептав:

— Это античные воины!

Троянцы шли по дороге вразброд.

— Ты точно знаешь дорогу, Парис? — сказал воин в дорогих кожаных латах, обращаясь к лучнику, одетому в дорогой, вышитый драгоценным бисером и золотом, хитон.

— Да, Гектор! Только не пойму, откуда здесь асфальт.

— Так и говори: «Дороги я не знаю».

За братьями по пятам шагала сестра — высокая и крупная дочь Приама Кассандра, которую нередко называли «женщиной-горой», и семенили две другие принцессы — Елена и Брисеида, заморенные жаждой и долгим блужданием по лесу.

— Пить хочу, — сказала одна из них сиплым, жалостливым, еле слышным голоском.

— Правильно, Брисеида, переходим на шепот. Не забывайте, девчонки, что ночью идет маньячка, — молвил Гектор.

— Что такое «маньячка»? — спросила Брисеида у Елены.

— Да так, ерунда, — отмахнулась подруга, — могут напасть со спины и горло перерезать.

— Зима, Гектор: ночь по игре — это зима, — поправила брата Кассандра.

— Предлагаю срезать путь через… перевал, — сказала дочь Брисея.

— А в каком он у нас направлении, овцевод?.. Парис, я тебя спрашиваю! — стал нервничать Гектор.

— Я не овцевод, а пастух. Бывший, кстати… Не знаю. Сейчас посмотрим по карте, — ответил брат брату.

— У тебя карта есть? И ты молчал?

— Так ты ж не спрашивал!

— Эх ты, кузя! — в один голос сказали дамы, слово «кузя», по всей видимости, было нарицательно-ругательным именем для всех, кто совершает глупые поступки.

— Ой, девчонки, надо ж по игре, — спохватилась Елена Прекрасная. — Три-четыре…

— Эх, Парис! — крикнули принцессы хором и, насколько хватило сил, рассмеялись. Их охрипшие голоса вернулись лесным эхом — жестоким и пугающим.

— Гектор, по жизни, посмотри, далеко ли ручей: жажда мучит — жуть! — взмолилась Брисеида.

— Парис, что ты возишься!.. Эй, принцессы, у кого-нибудь есть фонарь, то бишь факел?

Сыны Приама развернули карту, Гектор принял от «сестры» зажигалку, снабженную светодиодом, осветил бледно-синим лучом замусоленную карту и через секунду произнес, — а факел-то отсырел! Так, если мы здесь…