— Тогда о чем ты переживаешь?
— Переживаю? Я что, человек?.. Думаю, Инна не из тех людей, кого привлекают нижние слои. И я послушаю тебя только для того, чтобы смягчить свое падение.
— Да ладно, перестань, ты же знаешь, что не упадешь, а возвысишься.
— Хитрец ты, горний демиург. Ох, хитрец! — ответил гроссмейстер и достал смартфон.
XXIII. Воздушные пираты
Когда Энио вернулась в камеру предварительного заключения, черт уже добивал Копростасиса. Рогатый держал почти бездыханного кьюнга за горло, приговаривая:
— Я тебе покажу вонючую нору, ворона недоношенная!
— Это что такое! — вступилась за него Энио и вытащила меч.
— Хм, — сказал черт, не зная, как оправдаться, но в конце концов нашелся, — простите, леди джива, но этот господин, как его…
— Копростасис, — еле слышно прохрипел кьюнг.
— Ага, господин Копростасис весьма нелестно отозвался о моем жилище. На почве его неучтивых высказываний и произошел этот инцидент.
— А как он назвал ваше жилище, господин черт? — поинтересовалась джива.
— Простите, у меня язык не поворачивается… Извините, вонючей норой.
— Так вот туда и вали! Это мой друг! — отрезала Энио.
— О, прелестная леди джива, ваше слово для меня закон, — сказал нечистый и отпустил задыхающегося кьюнга.
— Ты забыл добавить «юная» к слову «леди».
— О, простите, прелестная юная леди!
— Как, ты ещё здесь? — удивилась джива.
— Не извольте гневаться, исчезаю, — сказал черт и вернулся в грудной чакрам черноволосой девахи.
Инна открыла глаза и радостно воскликнула: «Энио».
— Я вернулась! — улыбнулась джива, — меня освободил Барабас, и я его поцеловала.
Двери скрипнули, и Энио тут же спряталась.
В камеру зашел охранник и объявил, как на параде:
— Гражданка Пинцова, с вещами на выход. Нужно будет подписать маленький документик.
— Я не собираюсь ничего подписывать, — возразила Инна.
— Да это формальности, — объяснил сержант, — напишите, что не имеете претензий к нашим органам, и вы свободны.
— К «вашим органам»? О да, вы правы: к ним у меня никаких претензий.
— Ура, нас отпускают! — как ненормальный заорал на всю камеру Копростасис.
— Да тихо ты, Копри, — шепнула Инна, а потом спросила у сержанта, — а как же мои друзья?
— Заявитель отозвал заявление и не имеет к вам никаких претензий. Все свободны, черт бы вас побрал.
— Нет уж, спасибо, своих чертей оставьте при себе.
Ролевики стояли у здания горотдела МВД. Вечерело. Пора было расходиться по домам.
— Что ж, на сегодня приключений хватит. До завтра, Инночка, — сказал Янус, крепко обнял её и по-дружески поцеловал.
— Господи, это же так просто! — воскликнула Инна, — Энио поцеловала Барабаса, и он нас отпустил. Вот оно, оружие, которое вообще не оружие, вот оно, женское начало!
— Ты о чем? — недоумевал Янус.
— Жители города Ру должны почувствовать, что все мы — единое целое, один большой организм. Только тогда мы прогоним демонов. Мы должны пробудить души людей!
Инна тоже обняла Януса — крепко, по-дружески, без похоти — обняла и поцеловала, Инна подходила к Аяксам, Одиссею, другим воинам Света, обнимала их, целовала и говорила:
— Просыпайтесь!
Парень с девушкой, проходившие рядом, глянули на них оторопело. Янус подошел, обнял обоих, целуя в щеки, и произнес:
— Просыпайтесь!
К отделению подошли четверо сотрудников патрульно-постовой службы, которые вели двоих задержанных.
— Просыпайтесь, — обняла и поцеловала сержанта Инна, и представители власти стали по-братски обниматься и целоваться с нарушителями спокойствия.
Ролевики двинулись по городу, целуя и обнимая каждого встречного, и скоро волна поцелуев и объятий захлестнула весь город.
— Просыпайтесь, — обнимались водители с пешеходами.
— Просыпайтесь, — целовались продавцы с покупателями.
— Просыпайтесь, — говорил человек в деловом костюме, обнимая бомжа.
— Просыпайтесь, — кричали демонстранты с желтыми флагами, бегущие навстречу митингующим с серо-буро-малиновыми вымпелами, а встретившись, крепко обнимались и целовались.
— Просыпайтесь, — трижды каркнул пересмешник, наблюдая, как под деревом кошка обнимается с собакой.
— Просыпайтесь! — понеслось долгое, нескончаемое эхо по широким улицам и узким переулкам города Ру. И даже когда на город опустился вечер, в окнах оживших городских домов то здесь, то там появлялись силуэты людей, которые обнимали друг друга и целовали и шептали при этом: «Просыпайтесь!».