В конце концов нашел я и самого старикашку. Жил он в доме напротив «Грезы», в роскошной пятикомнатной квартире, которая сплошь была завалена разными вещами. Были там помимо хлама и великие ценности: картины Леонардо да Винчи, Рафаэля и Пикассо, статуэтки и амфоры из античной Греции, а так же древние китайские вазы. Но музейные ценности с некоторых пор меня не интересовали.
Старикашка ходил на различные работы: на киностудии он снимал кино, на телевидении — мыльные оперы; проектировал в институтах дома, дворцы, башни, компьютеры, экскаваторы, корабли; выпускал миллионными тиражами газеты и журналы, книги. Иногда он ездил на космодром и запускал в космос спутники. Я же думал, как поскорее выбраться из мертвого мира.
После экскурсии по квартире он усадил меня за обеденный стол. Да за какой стол! Форель, ветчина, жареный поросенок и утка в яблоках, устрицы… Я в жизни еще не пробовал устриц. Изумительный вкус!
— Да ты с вином, с вином! — посмеивался старикашка. А сам кушал суп.
— Люблю суп. И для желудка хорошо, — повторял он и ел, ел, ел…
— А коньяку не желаете? За компанию, — спрашивал его я.
— Вообще-то я редко и мало пью. Но с тобой, Шпонка-Риф, выпью.
— А помните, как мы с вами познакомились? — задал я свой каверзный вопрос, но через мгновение об этом пожалел.
— Я то помню, Шпонка. А вот ты, помнишь ли нашу встречу ты, а?.. Ты тогда чуть под машину не угодил. Бежал по улице с вот такими глазищами. Прямо по шоссе. По разделяющей. Я тебя подобрал, коньяком отпоил. Ну и сам до чертиков напился. Еще бы: я же живых людей отродясь не видывал. Думал, один я во вселенной такой уродец. Оказалось, что не один. Есть еще Паша Шпонка… Да, а с чего это ты тогда, в «Грезе», от меня, как от негодяя какого-то убежал?
Ответить на этот вопрос было трудно. Ну что мне было сказать, что я боюсь его, колдуна? Но теперь-то я его не боялся!
— Да спешил я. Очень сильно спешил, — стал я врать.
— Странный ты, Паша, человек. Куда ты мог спешить, если вокруг всегда все по-прежнему? Темнишь, — он махнул рукой, — Ну… темни.
Обиделся. Но я решил продолжить разговор.
— А где это мы с тобой болото нашли?
— Ну, наконец, Паша, ты перешел на «ты»… А болото… Не совсем болото. Ты в речку купаться полез. В нашу. В городскую. Ну и я за тобою вслед. Оба — прямо в одежде — в сточную канаву. Речка та Вонючкой зовется. В любом городе есть такие речки. Я об этом статью в газете совсем недавно читал.
А потом мы с тобой, Паша, на митинг пошли. На политический. Ты о национальной культуре речь толкнуть решил.
Тебя, естественно, никто не слушал. Там, на митинге, другой оратор выступал. Ты ему промеж глаз кулаком и саданул. Он рухнул. Снова возник. Ты ему еще раз промеж глаз. Он снова появился. Я тебе стал помогать… Потом мы на депутатов переключились. Потом — на полицейских. Там много людей было.
Помнишь: я — апперкот, ты — хук левой, хук правой; ногой в живот… Через час мы гору трупов навалили у трибуны. Что сказать, «повеселились»… Давай лучше выпьем.
— Давай, — согласился я. — На брудершафт… Тебя как зовут то? Запамятовал…
Старикашка в ответ побагровел и уронил рюмку с коньяком на пол.
— То есть как это: как зовут? Ну ты и сволочь, Шпонка-Риф. Это что же получается? Я к тебе, значит, со всей душой, а ты как зовут меня спрашиваешь?
Все, — подумал я, — сейчас колдонет. Останутся от меня рожки да ножки. А он, вместо того, чтоб колдовать, превратить меня во что-нибудь этакое, в мышь, например, сел на стул, снял свою французскую шляпу и… замолчал.
— Ты чего, эй! — стал я теребить его за плечо, — ну прости меня, идиота.
А он руку мою недовольно отверг и говорит:
— Риф мое имя. Эдуард Риф.
— Ты… Ты что врешь то? Это ведь я Риф. Это меня зовут Эдуард!.. — вскипел я.
Сам ты врешь. Это всего-навсего твой псевдоним. А я — по фамилии Риф. Эдик. Эдик Риф. Но все это мелочи. Ты внимательно посмотри на меня.
«С чего это вдруг мне на тебя смотреть?» — подумал я.
— Ну, что, не узнаешь? Мы с тобой двойники. Только ты… без бороды. А бороду приклеить — в точности я.