— Да! Раби убил его! Раби сильнейший мечник! Раби всех убьёт! Всех-всех-всех! ВУА-ХА-ХА-ХА! — Радости в этом чудном парне было немерено.
Спрятавшись в дали от дорог, мы вновь развели костёр, за которым Ромул разделывал тушу Двуки, а я, пока нечего было делать, подошёл поговорить с Раби, наверно впервые с тех пор, как мы знакомы.
— Слушай, расскажи-ка о себе, а то я совсем ничего не знаю, — сказал я неуверенно. Если честно этот безумец меня даже чем-то пугал.
— А? Что? — Закрутил он головой, когда я отвлёк его от ковыряния муравейника.
— Расскажи как попал в рабство.
— А-а-а, я с детства был в цирке папы. Мы ездили по бо-о-ольшим городам, выступали и веселили грустных людей! Когда я выходил на сцену, то видел как люди улыбаются и смеются, показывают пальцами. От их радости я тоже становился радостным давал замечательные выступления! — В этот момент он показал какие-то странные движения руками, видимо пытаясь изобразить то, какие именно выступления он давал. — Папа говорил, что я особенный. А потом, когда мы переезжали в другой город, на нас напали какие-то люди. Они убили всех и оставили меня в живых, говоря, что я какая-то забавная обезьянка. Всё. Тогда весёлый карнавал закончился. Я долго-долго ходил везде, пока меня не схватили работорговцы и не продали на каньон. И все в дороге хотели меня убить! А мне приходилось убегать, потому что я не умел драться, но теперь я решил, что не хочу больше убегать и буду сражаться! Я стану сильнейшим мечником!
— Ясно, спасибо тебе, Раби, за рассказ, мне надо отойти поговорить с Ромулом.
Я, слегка потрясённый подошёл к десуру и сев рядом с ним, промолчал какое-то время, прежде чем начать говорить.
— Так что ты от меня хочешь? — Не выдержав спросил он.
— Раби что, местный? — Прошипел я.
— Что? — Он странно на меня взглянул, — а-а, нет. Я тоже сначала удивился, но сам же знаешь, что все местные — это сранные куклы. А Раби… Я так думаю, что когда у родителей родился такой ребёнок, — он постучал по своей голове, напоминая о дефекте парня, — то они его умертвили. Вот он и попал сюда младенцем. Хотя, детям тут не место, но… Я не знаю. Зато знаю, что хозяин цирка, коей использовал Раби как диковинку и выставлял его, точно в цирке уродов, всё же был хорошим человек и не смотря на корыстные мотивы сделал его счастливым.
— … - Я не знал что ответить.
— Давай просто забудем, — следующую фразу он уже крикнул так, что бы все его услышали, — Я уже заканчиваю! Собираемся и идём дальше искать место для постоянного лагеря!
— Ага, замечательно. Эй, Эр, слушай, на следующей нашей остановке, я думаю стоит продолжить твоё обучение боевым искусствам.
— Мгм… — Проговорил я, жуя сворованную из под носа Ромула булку хлеба.
Сверившись ещё раз с картой, что я с большим трудом добыл ещё в первые месяцы своего рабства, мы пошли в сторону крупного нейтрального города, что по официально вообще ни к какой фракции не относится, однако на деле им заправляют гильдии торговцев. Шли мы порядка пяти часов довольно быстрым шагом, однако до города оставалось ещё часа два пути таким темпом, когда Ромул, ставший нашим негласными лидером, решил что пора остановится и дальше приближаться к людям опасно. Вокруг то и дело возвышались крутые горы, испещрённые пещерами закрытые кустами и деревьями. Местность была более чем подходящей для лагеря, оставалось найти лишь лучшую щель, в которой мы смогли бы спрятаться, точно мыши. На поиски этой самой щели потратили ещё пару часов, однако каждый понимал, сколь важно то, чем мы занимаемся и никто не торопился. В итоге решено было засесть в котловане, окружённом со всех сторон достаточно крутыми скалами и имеющий лишь один вход, сквозь относительно узкий проём между двумя скалами, что вероятно когда-то были одной, но что-то или кто-то будто разрубил их на двое.
Как только мы нашли это место, то всем сразу стало понятно, что это именно то место, которое нам необходимо. Отдохнув с десяток минут мы принялись обустраиваться. Первым делом Темп с Раби выкорчевали небольшой куст неподалёку и общими усилиями мы посадили его прямо перед входом в наш новый дом. Получилось так, что не зная о проходе, его даже вплотную едва увидишь, разве что стало проблематично попадать внутрь, но эти мелочи не так важны, как безопасность. Далее мы срубили все небольшие деревца, что в достаточном количестве усеяли наше новое место жительства и пока я таскал, как мог с одной рукой, деревья в одну кучу, остальные пытались сделать из небольшого ручейка, по удачному стечению обстоятельств протекающему на нашей территории, что-то более благородное и из чего можно было бы удобно пить. К вечеру мы построили на скорую руку пару шалашей из нарубленных брёвен и я вновь принялся спарринговаться.
Конечно, было тяжело оттого, что у меня не было учителя, который бы полноценно разбирался в рукопашном бое, из-за чего я мог лишь драться и драться, отдаваясь целиком лишь странным чувствам, что появлялись с прокачкой навыков и слегка направляли меня. Сначала, когда я только перешёл какую-то грань и будто прохладный едва заметный ветерок стал пытаться улучшить мои движения — это было непривычно и страшно, я не мог к этому привыкнуть и основной задачей стали попытки не сопротивляться этому самому ветру, а следовать за ним, однако, сказать легко…
На круге размерами примерно пять на пять метров, что мы очертили для нашего боя, развернулось странное действо. Уже слегка дряблый старик гонялся за белым аксолотлем, который со страху казалось стал ещё бледнее обычного, махая кривой палкой, пытаясь задеть неловко уворачивающегося земноводного. И как аккомпанемент они издавали крики на подобие: «Да остановись ты, сумашедший старик! Убьёшь!», «А ну стоять ящерица проклятая, принимай бой, а то убегая ты никогда себе боевые искусства не прокачаешь!», «Иди к чёрту!» и так по кругу. Вероятно то наше поведение было не более чем ребячеством и глупостью, но огромное эмоциональное напряжение, что сопровождало нас столько месяцев рабства, нужно было снимать хотя бы так.
— Слушай, Эррол, нам надо проникнуть всё город в любом случае. Выбора просто нет, — продолжил убеждать меня Ромул тем же вечером, сидя не за небольшим костром, коей не должен был быть виден извне нашего убежища, — нам нужны припасы, что можно достать лишь в цивилизации. В общем. Я предлагаю вот что сделать…
На следующий день мы втроём: я, Ромул и Раби, сидели на горе, высматривая загулявшегося путника. Настроение у нас было паршивым, но мы стойко это игнорировали. «Я нашёл пастуха! Он там один ходит со своими животными!» — подбежал к нам, отошедший в туалет Раби, как всегда со счастливой улыбкой. И действительно, недалеко от нас, в паре сотен метров, пас стадо Двуглавых Куриц сухой, ничем не примечательный мужик. Проследив за ним с пару десятков минут, было принято решение, что дальше ждать нечего — пора действовать. Мы спустились с нашего укрытия за камнями на горе и не скрываясь стали подходить к нему, стараясь не выглядеть страшными и злобными чужаками, что было сложновато, когда на тебе не одежда, а лохмотья в кои одевают рабов, в общем пастух занервничал. А когда между нами оставалось с десяток метров, что-то решив для себя, развернулся и побежал. Мы за ним. Далеко убежать он не смог, почти сразу мы его нагнали и повалили на землю. Для чего всё это было? Ради одежды. В том что у нас есть — идти в город нельзя, сразу же стража возьмёт тебя под руки и поведёт к отделению рабовладельцев, которые должны будут подтвердить, что ты не сбежавший раб. Хотя, стоит ли говорить, что едва ли бывают случаи, когда ты уходишь от рабовладельцев не в качестве раба?
— Ну и что нам с ним делать? — Спросил я, когда мы раздели и связали парня.
— Гхм… — Промычал что-то нечленораздельное Ромул.
— Ну! Что?
— Вероятно нам стоит его убить. Если отпустим — он нас сдаст, — на этих его словах пленник, с глазами полными страха, яро закачал головой в разные стороны, — сдаст, я тебе слово даю. Мне кажется, у нас нет иного выбора кроме как прикончить его и скормить тело животным, тогда и те, кто найдут тело, решат что его сожрали дикие твари, и нас искать никто не станет.