Я, справившись с рвотными позывами, поднялся с земли и решил сваливать отсюда и как можно дальше, но, к моему великому ужасу, роботы каким-то образом заметили меня и, дружно развернувшись в мою сторону, побежали. Я, уже не оборачиваясь, рванул вперёд на максимально доступной мне скорости, благо что бегать я умел и умел хорошо. Не знаю в какой момент времени они отстали и бежали ли вообще за мной, ведь я буквально четыре часа не останавливался и не разворачивался, но отнюдь не из-за страха, а просто потому что мог и делал.
Вечером того же дня, когда я уже перешёл на шаг и успел даже поужинать вяленым мясом, я вновь наткнулся признаки присутствия разумных в этой пустыни. Покой нам только снится. Посреди пустыни в собственной крови и ошмётках кишок валялась группа из трёх вооружённых не то солдат не то просто путешественников. Часть из них лишилась своих конечностей, кои валялись недалеко, точно оторванные. Вокруг витал ужасный запах металла, которыйедва ли рассеивался из-за почти полного отсутствия ветра. Но запаха гнили не было, а это значит, что умерли они совсем недавно. Однако я не мог пройти мимо и не помародёрить, тем более видел, что их оружие более чем качественное и несравнимо с нашими поделками, коими мы пытаемся справляться. Подойдя к ним, я всё же осторожно оглядывался в поисках того, кто, или что, убило их. Не найдя взглядам ни одного признака живой души, помимо небольшой холмика рядом с трупами, на который я хотя и обратил внимание, но не придал ему значения. Переборов некую брезгливость, которой в прочем стало в разы меньше, с тех пор, как я впервые увидел изувеченный труп на каторге, я наклонился над ближайшим трупом, гриньером лет 20-ти, неестественно сложенный и с попусту откушенным лицом, в результате чего его просто было невозможно узнать. Осмотрев тело, увидел зажатый в его руках клинок, гладиус, хорошего качества и по всей видимости выкованный всего навсего лет пятьдесят назад, что действительно очень мало, если брать во внимание, что большинство оружия — это либо некачественные поделки, либо железки, коим уже по две-три тысячи лет. Ещё пару минут я пытался вырвать оружие из лап мертвеца и при этом желательно не дотронутся до него, всё-таки всё равно не хочется трупы лапать. В прочем, после того, как я заполучил оружие в свои руки, осознал, что придётся все же его облапать, ведь мне нужны ещё и деньги. Я принялся шарится по трупу, обыскивая его сумку и карманы.
Бах! Сзади что-то будто взрывается и меня хлёстким ударом откидывает вперёд. Пропоров лицом землю и кувыркнувшись через себя, при этом напоровшись телом на камни перед собой, я всё же сквозь боль смог посмотреть на атаковавшего. Тване стоял предо мной во всей своей безобразной красе. Лишь позже, поинтересовавшись, я узнал, что редко, но бывает старые тване умеют устраивать ловушки, закапываясь под землю. Но в тот момент меня ничего не беспокоило, кроме выживания любой ценой. Монстр встал на задние лапы и взревел стрекочущим голосом, напоминающим шум сотен цикад. Я, преодолевая боль в груди от сломанного ребра, поднялся на ноги, отвернувшись от зверя рядом со мной, потому что смотреть на это ужасное, страшное создание было невыносимо. Но только я поднялся, как эта нелепая помесь бегемота, верблюда и какого-то насекомого, вновь набросилась на меня. Тонкая лапа насквозь пробила моё плечо, припечатывая к земле. Мою глотку разодрал крик агонии, а вторя ему заревело и существо, втыкая вторую лапу мне куда-то в бок. А после, наклонившись, распахнуло свою, воняющую гнилью и крысиным помётом, пасть, обнажив тонкие, крючковатые клыки. Секунду мы смотрели друг на друга и я, одолеваемый сводящей с ума болью и злобой, со всей доступной мне силой ударил железным кулаком прямо в пасть чудовищу. То зарычало и, опустившись ниже, вцепилось челюстью в мою грудь, отдирая куски кожи и мяса. Спустя всего пару секунд я потерял сознание.
Когда я очнулся была уже ночь. Тело не болело, оно вообще не чувствовалось, точно его никогда и не существовало. То что я выжил, было лишь результатом моей бешеной живучести и того, что тване был уже сыт, когда я с ним встретился и просто отдыхал, спрятавшись под землю. Но то, что я был чуть не убит и лежу в одиночестве посреди пустыни и истекаю кровью — это результат моей откровенной тупости и неосторожности. Не хотелось даже плакать и сожалеть о случившемся, я просто лежал и смотрел на мерно перемигивающиеся звёзды высоко надо мной, что постоянно безмолвно и безучастно следят за всем, что творится в этом проклятом мире. Ну, ничего, я ещё похожу на этой земле и лишь потом плюну в небо, оставив на нём самый яркий плевок из когда-либо существовавших, что будет светить до конца времён. Чертыхнувшись, я всё же попытался встать, но только я пошевелился, как всё тело прожгло жутчайшей болью, что невозможно даже описать. Я вновь упал на песок. Ещё с несколько минут я собирался с силами, для повторной экзекуции, в ходе которой должен буду сесть и осмотреться в поисках противника, а потом… я ещё не придумал, будем разбираться по ситуации. В этот раз очень аккуратно и медлительно я, морщась от волн боли, стал садится. С трудом, но справился. Осмотрелся. Никого, только те же трупы гниют под боком. Затем взглянул на собственное тело: множество ран — от мелких царапин, до глубоких и опасных для жизни ран. Смотреть на кровоточащие дыры в своём теле не было сил и я, прикрыв глаза, пополз к своему рюкзаку, лежащему разорванными в клочья тряпками. Сквозь слёзы добравшись до него, заглянул внутрь. Вода вытекла почти вся, еда в порядке, но, где же… а! Аптечка! Вот она, лежит под грудой этого хлама.
Спустя ещё час отдыха и самокопаний, собрался с духом и, встав на ноги, пошёл в сторону дома, тем более что в таком истерзанном виде, нельзя появляться на людях — попусту сдадут работорговцам и разбираться не будут. Ковылял я медленно, из разодранного рюкзака, за моими плечами, то и дело норовило что-либо выпасть. Хотелось без остановки матерится, но сил не было и на это, всё уходило на поддержание вертикального положения и преодоления не отступающей боли. Вероятно, за первый час пути я преодолел расстояние, что раньше бы прошёл минут за десять-пятнадцать. Я начинал отчаиваться.
Так, неторопливой черепахой ползло время. Вот уже взошло солнце, освещая однообразные пески. Днём я, видимо где-то сбившись с пути, набрёл на странные земли, усеянные огромными столбами, покрытыми слоем тысячелетней пыли. Столбы, с острыми выпирающими углами, были высотой около ста метров и плотным лесом усеяли территорию. Может, когда-то это были антенны, управляющие орбитальными станциями, а может это остатки какого-то циклопически огромного корабля, спрятанного глубоко под землёй. В мире ещё очень много такие строений, порой поражающие и разрушающие все представления об устройстве этого мира. Ужасные, восхитительные, пропахшие смертью и древностью — памятники бывшей цивилизации. Я печально выдохнул и, развернувшись, пополз дальше в сторону дома, допивая последние капли сохранённой воды.
Прошла ещё одна ночь, а в след за ней вернулся день, мучащий меня жарой и жаждой. Последние двое суток вовсе не спал и, в очередной раз осмотревшись и не найдя безопасного места, просто лёг на песок, вновь наплевав на безопасность, разве что лёг под незаметным барханом и присыпал себя песком, благо хоть аксолотли не потеют и по запаху меня никакая тварь не найдёт. На утро мне стало ещё хуже, поднялась температура и я едва мог держаться на ногах, но даже так продолжил свой путь, вновь обработав раны дешёвым спиртом из аптечки и перевязав их. Я шёл. Шёл. Шёл. Шёл. В какой-то момент я даже потерял ботинок, но не заметил этого, столь сильно было затуманено моё сознание. Так прошёл очередной день, в ходе которого я чуть не встретился с тремя тване, но сумел чудом их заметить и свернуть в сторону, обходя их. Вновь наступила ночь и я сумел таки найти место для сна. В стороне от меня находился безумно огромный кратер, радиусом не менее километра. Внутри него россыпью валялись обломки чего-то, что сейчас уже было невозможно опознать, но явно было одно — это нечто было невероятно огромным. Но, мне нужно было обойти кратер с другой стороны, так как с этого места спуск слишком крутой. И я пошёл, пошатываясь и смотря в землю, ведь сил не было даже на то, что бы держать голову прямо.