Мы смотрели, зачарованные всей этой мощью и ширью родных просторов, и боялись говорить, потому что никакими словами нельзя было выразить того, что наполняло наши души. Подошли еще столбисты. И они молчали, испытывая, вероятно, то же, что и мы.
Было уже темно, когда мы вышли на гребень другой горы. В бездонной пропасти мелькали, двигались, вспыхивали огоньки. Оттуда, из бездны, несся заглушенный расстоянием смех, песни, удары бубна. Кто-то прямо над моим ухом крикнул вдруг гортанно и резко:
— Але-о-го-го!
Эхо многократно повторило крик, и прежде чем последний отголосок замер в горах, снизу ответили тем же кличем десятки молодых голосов. Это столбисты приветствовали друг друга.
Столбисты строили себе под скалами избушки из сосновых бревен, с грубыми нарами, где можно было найти приют в ненастье. У входа в избушку горел очаг, над которым булькал котел с похлебкой. Каждая избушка, вернее, каждая компания, ее населявшая, носила какое-нибудь романтическое название, например „Старая сакля“, „Ранчо“, „Беркуты“. Гостеприимство было самое широкое: приходи к любой избушке, и если ты веселый, простой человек, тебя накормят и потом потеснятся, чтобы дать место на широких нарах, застеленных пахучими сосновыми ветками.
Вот и мы трое присоединились к какой-то компании. Когда сварилась похлебка, все вытряхнули свои сумки, повар сгреб запасы в одну кучу, быстро перебрал их и разложил на грубом деревянном столе, вбитом прямо в утоптанную землю у костра. Какой же это был веселый ужин! Повар исполнял танец диких, разливая суп по деревянным чашкам. Каждый старался рассказать какую-нибудь смешную историю или спеть забавную песню.
После ужина никому не хотелось спать, было решено итти в гости в соседнюю избушку. Тут я узнал первое применение старых калош. Оказывается, из них получаются превосходные факелы! При свете этих факелов мы и направились по каким-то тропинкам, стараясь не задевать за покрытые росой огромные папоротники и ветви темных деревьев.
…Я проснулся от толчка в бок. Страшно хотелось спать — мы вернулись в избушку очень поздно, — но Миша был неумолим:
— Вставай! — сердито говорил он. — Вставай, все уже ушли встречать восход солнца!
Я вскочил. Верно, нары были почти пусты, только в углу кто-то похрапывал. Протирая глаза, я шагнул за порог.
Так вот они какие, Столбы!
В бледножелтом рассветном небе высились темные, точно вырезанные из плотной черной бумаги, силуэты скал самой причудливой формы. Они были высоки, огромны, величественны. Сейчас, когда восток только начинал алеть и все казалось плоским, трудно было понять, далеко они или близко. И вдруг на вершине одной из скал появилось что-то крохотное, движущееся. Я не сразу даже сообразил, что это человек!
Из нас троих только Миша бывал на Столбах раньше, и поэтому теперь он уверенно пошел впереди.
Внезапно самая высокая скала окрасилась в красновато-багровый цвет. Это был Второй Столб. Теперь на его вершине ясно различались фигурки людей, размахивавших шляпами и кушаками, песней приветствовавших солнце.
Все вокруг оживало. По тропинкам шли столбисты, направляясь к скалам. Запели птицы. Потянуло дымом раннего костра. Уже не только вершины гор, но и вершины леса, который тут буйно рос повсюду, золотились от солнца. Лишь в траве блестела еще крупная роса, да камни под ногами были холодными и скользкими.
Миша не повел нас ко Второму Столбу — самому трудному для туриста и почти недоступному новичку. Но он не повел нас и к Четвертому Столбу, наиболее легкому, с которого обычно начинают. Он решил испытать нас на Первом Столбе.
Я уже потом узнал, что высота Столбов — несколько сот метров. Но дело тут совсем не в высоте. Столбы — не горы. На них нельзя совершать восхождение. На них надо залезать. Столбы — это скалы. Сотни миллионов лет назад расплавленная магма, находящаяся внутри земного шара, стала прорываться сквозь земную кору. Кора оказалась прочной. Расплавленная масса лишь заполнила собой трещины, да так и застыла, образовав твердую горную породу — сиенит. Между тем неутомимые работники — вода, солнце и ветер — разрушали верхние слои, унося прочь легкие породы, глину и песок. Но с сиенитом даже они ничего не могли сделать. Скалы только обнажились и каменными столбами поднялись над тайгой, над местностью, неузнаваемо измененной временем.