Чтобы сохранить этот удивительный уголок природы, где можно увидеть медведя, козулю, кабаргу, белку, рябчика и многих других четвероногих и пернатых обитателей сибирской горной тайги, здесь и был создан заповедник.
…Когда мы подошли к Первому Столбу, я понял, что забраться на него совершенно невозможно. Передо мной на высоту небоскреба уходила вверх бурая каменная стена с какими-то трещинами, расселинами, нависшими глыбами. Вернее, не стена, а огромный каменный столб или палец, грозно поднятый кверху.
— Ну, начали, — сказал Миша.
Затем он отошел немного в сторону. Оказалось, что там почти от земли наискось поднимается трещина. Ловко перебирая вдоль нее ногами и придерживаясь руками за выступы над головой, Миша вскоре оказался против нас, но значительно выше.
— Ну, долго я буду ждать? — сказал он сердито.
Мы переглянулись и полезли. И, знаете, ничего, не так уж страшно.
Миша лез впереди. Скала вовсе не была такой гладкой, как мне показалось сначала. Миша уверенно нащупывал руками „карманы“ — выступы, за которые можно было зацепиться пальцами, показывал, куда нужно ставить ногу, чтобы продвинуться вперед еще на шаг.
Тут я понял, что столбист просто не может обойтись без калош или резиновых тапочек: резина словно прилипала к скале, не давала ноге скользить.
Все шло более или менее сносно до „катушек“. Мы поднялись уже довольно высоко, когда на пути оказались эти проклятые „катушки“.
Справа — пропасть, такая, что туда лучше не смотреть. Прямо перед нами — гладкий огромный камень, напоминающий купол. Слева — отвесная стена.
Миша подошел к самому краю пропасти и вдруг, резко оттолкнувшись ногой, быстро-быстро побежал наискось по куполу над обрывом. Раньше чем мы успели ахнуть, он уже уперся руками в стенку и, получив опору, продолжал подъем.
Мы с Виктором решили, что это чистое безумие. Если уж непременно надо преодолеть „катушку“, то не лучше ли сделать это ползком, не спеша, стараясь вцепиться в камень, слиться с ним?
И мы поползли: я впереди, Виктор за мной. Но и ползти оказалось совсем не легким делом. Скат каменного купола отполировали ветер и вода. Одно неверное движение — и можно сорваться в пропасть.
Десять метров мы ползли, может быть, полчаса, а может быть — больше. Когда преодолели последний метр и я взглянул на Виктора, лицо его было серым, ноги и руки дрожали. А Миша смеялся.
— Эх! — сказал он. — Вы думаете, окольный путь легче? Так вам и надо, трусишки несчастные.
Остаток пути мы уже старались в точности повторять все движения и приемы Миши, какими бы трудными они ни казались.
И вот она, вершина! Солнце давно уже взошло. Было невыразимо приятно растянуться на нагретых его лучами камнях, подставляя мокрую от пота голову ветерку, пахнущему сосновой хвоей, травами и дымом костра.
Кругом, куда ни глянь, — покрытые тайгой горы. Ни селений, ни пашен, ни лугов — одни горы. Высоко в небесной синеве кружат орлы. Прямо напротив — Второй Столб. Каким-то чудом на страшной высоте там прицепились несколько елей и березок. Над леском — стена, под леском — обрыв, а деревья живут себе на своей площадке в этом царстве камня.
Другие Столбы — Третий, Четвертый, Перья, Дед — ниже Первого. Миша показал нам „Верхопуз“ — большой камень, на котором столбисты отдыхали, лежа на спине — „вверх пузом“. Столбы стоят отдельно друг от друга, иногда на довольно большом расстоянии. Вдали видны еще скалы. Это, сказал нам Миша, „Дикие Столбы“, куда туристы ходят очень редко.
Нам было видно, как столбисты карабкались к вершинам. Я понял теперь смысл загадочных слов, слышанных у катера: „Полезем Голубыми“. „Голубые“ — это ход, направление, по которому лезут. Мы, например, поднимались ходом „Катушка“.
Я видел, для чего нужен столбисту кушак: сильный подает его в трудном месте слабому.
Я узнал, что первые экскурсанты появились на Столбах в середине прошлого века. Потом у скал стали собираться на свои сходки революционеры. Какие-то смельчаки написали на Втором Столбе огромными буквами: „Свобода!“
Тогда в тайгу пожаловала полиция. Двум полицейским с помощью веревок и лестниц удалось добраться до надписи и даже соскоблить часть буквы „С“. Но тут один из них взглянул вниз… и такой ужас обуял этих новоявленных столбистов, что они просидели над пропастью больше суток, не решаясь шевельнуться. Их сняли оттуда полуживыми от страха.
А гордая надпись так и осталась на скале: „Свобода!“
…Все это и многое другое вспоминалось мне, пока поезд бежал через просторы Сибири, к Енисею.