Через несколько месяцев путешественники вернулись на материк с богатой добычей: шкурами песцов, моржей, белых медведей и мамонтовой костью, которая на острове встречалась в изобилии. Бегичев поспешил в Петербург. Он сделал доклад в Академии наук и в Географическом обществе. Смелый исследователь был награжден второй золотой медалью, а "Земля дьявола" получила название острова Бегичева.
Открытие сделало имя следопыта известным в Петербурге. Ему даже предложили остаться в столице. Но в столичном мире многие смотрели свысока на откуда-то взявшегося боцмана, никаких ученых званий не имевшего и вздумавшего вдруг открывать острова. Душно показалось Бегичеву и среди дельцов, сразу же попытавшихся извлечь из его открытия свои выгоды.
"В больших городах, — записал он в своем дневнике, — всё нужны деньги и деньги. Хотя у меня были деньги, но я их не жалел и не походил на других: часть истратил, а остальные роздал знакомым, кто в них нуждался… Я решил вернуться на старые места, к берегам Ледовитого океана, где чувствовал себя ни от кого не зависимым и совершенно свободным гражданином".
И вот Бегичев снова там, где глухо бьются волны в пустынный первобытный берег. Тут он у себя дома! Тут у него множество друзей, простых, бескорыстных, верных. Так же, как и он, кочуют они по тундре, промышляя диких оленей и белоснежных песцов. Вся тундра знает высокую, статную фигуру следопыта. В любом становище ему всегда дадут место у костра, кусок жирной оленины, шкуру для ночлега. Имя "Улахан-Анцифор" знают и старики и дети. Есть, впрочем, у Бегичева и другое прозвище: "Человек-море".
Так идут годы. Много "белых пятен" разведал Бегичев. Побывал он и в отрогах таинственного хребта Бырранга, где, по слухам, водится драгоценный голубой песец; спускался вниз по дикой реке Пясине; на простой лодке плавал вдоль побережья Ледовитого океана, выслеживая морского зверя.
Однажды, когда Бегичев объезжал на собаках песцовые ловушки, его догнал нарочный с пакетом из столицы. Видно, дело было важным: посыльный торопился, от его упряжки пар так и валил.
Бегичев ломает сургучные печати. Так вот оно что! Два корабля знаменитой экспедиции Северного Ледовитого океана, "Таймыр" и "Вайгач", затерты льдами. Удастся ли им выбраться из ледового плена — неизвестно. Недалеко от них зимует на судне гидрографической экспедиции капитан Свердруп. Положение тревожное: на судах нехватает продовольствия и топлива. Нужна помощь. Не возьмется ли он, Бегичев, организовать на оленях экспедицию через тундру для того, чтобы в крайнем случае снять часть команды с кораблей?
— Да, — сказал Бегичев. — Да, возьмусь. Моряк в беде товарищей не оставляет.
А дело уже приближалось к весне. Невесело путешествовать по тундре зимой, а в распутицу просто невозможно. С теплыми днями набухают топкие болота, вздуваются сотни безыменных рек. Ну, а дорог в тундре не бывает, мостов тоже.
Что же сделал Бегичев? Он собрал тысячу оленей, чтобы в пути непрерывно менять их в упряжках, не давая уставать. Этот огромный караван следопыт повел за собой. Погонщики оленей знали, что "Человек-море" бесстрашен, но и они не могли взять в толк, как он сумеет преодолеть реки. Как раз одна из них, широкая, быстрая, не обозначенная ни на каких картах, преграждает каравану путь.
— Смотри, смотри! Однако Улахан-Анцифор ум кружал (то-есть сошел с ума), — шепчут друг другу кочевники.
А Бегичев привязывает себя к двум оленям и гонит их в ледяную воду. Олени — хорошие пловцы. Только рога мелькают в волнах. Но вот на самой середине реки происходит что-то непонятное. Ну, конечно, перепутались веревки! Неужели погибнет "Человек-море"? Нет, вот он взмахом ножа разрубает узел и, ухватившись за шею животного, сильно загребает другой рукой. Выплыл!
Велика сила примера. Одна за другой входят упряжки в воду, и после шести часов борьбы со стихией весь огромный караван, или, как его называют на Севере, аргиш, оказывается на другом берегу. А впереди снова топь тундры, снова неизвестные реки…
17 июня 1915 года, после сорока семи дней нечеловечески трудного пути, головную оленью упряжку, на которой сидел Бегичев, заметили в бинокль с судна Свердрупа. Капитан едва верил глазам своим. В честь Бегичева грянул салют, его обнимали, подбрасывали в воздух. Когда Свердруп передал по радио весть о прибытии экспедиции на другие корабли, оттуда дважды запрашивали: точно ли, что прибыл именно Бегичев? Действительно ли всему каравану удалось пройти там, где в такую пору раньше никто не рисковал пробираться?
А Бегичев в это время наносил на карту открытые им реки. Ту, в которой он едва не утонул, назвал Лидией, другую большую реку — Тамарой: в честь своих дочерей.