Между тем звонок пригласил зрителей в большой и красиво отделанный зал.
Свет стал медленно гаснуть. Тяжелый занавес бесшумно открылся, и перед нами предстала сцена, на которой расположились музыканты. Дирижер взмахнул палочкой. Грянула торжественная мелодия.
— Часто ли бывают у вас такие концерты? — наклонился я к соседу.
— Каждую субботу, — отрывистым топотом ответил он. — Остальные дни — оркестр, хор, балет и кружок любителей драматического искусства… И новые кинофильмы — всего на несколько дней позже, чем их смотрят в Москве.
В антракте мне рассказали о том, что зимой в клуб заглядывают приезжающие из тундры по своим делам оленеводы-ненцы. Они поют гортанными голосами протяжные песни тундры, которые, собственно говоря, не являются песнями в обычном смысле слова, потому что в них нет определенного, постоянного текста. Певец, медленно раскачиваясь, поет о том, что видит вокруг.
Иногда гости также танцуют. Взявшись за руки, они становятся в круг и, постепенно учащая ритм, притопывают ногами. Такой танец мог родиться только в тундре, где дуют ледяные ветры и где человеку всегда хочется согреться.
Кружок на карте. Новый, молодой советский город. Сколько интересного, своеобразного скрыто за его скромным названием!
Какой могучей силой обладает советский человек, дерзко перекраивающий природу, прочно, по-хозяйски, уверенно обживающий самые немыслимые "медвежьи углы"! Он пришел сюда, в страну ледяного безмолвия, разыскал богатства, скрытые в ее недрах, и построил шумный город у горной гряды, высокие вершины которой покрыты клубящимися облаками.
Вот у подножья горы бежит паровоз. Повыше бежит второй. На склоне видны кучки земли, точно вырытые огромными кротами. Это отвалы шахт и рудников. Смотрите, выше шахт тоже есть железная дорога, и там суетится паровозик. Но вот ветер развеял тучи — и что же? Оказывается, на самой вершине горы приютилась целая железнодорожная станция. Люди построили четырехэтажную дорогу!
У подножия гор стоят заводы. Под крышами их просторных цехов можно было бы разместить несколько больших зданий. Вот заводская труба, сложенная из трех миллионов кирпичей. Говорят, что выше ее нет труб ни в Европе, ни в Азии.
Мне не забыть дня, когда мы поехали на автомобиле по ущелью между двумя горами. Машина, остановилась у входа в какой-то деревянный коридор, уходящий к вершине. Это был подъемник. Через две минуты мы оказались наверху.
Кругом лежал ослепительно белый снег. Дул резкий, холодный ветер. Город виднелся далеко внизу; там, наверное, сейчас было тепло.
Вокруг нас стояли мощные машины — экскаваторы, похожие на ископаемых с поднятыми хоботами. Под один из таких экскаваторов приехавший вместе со мной инженер и заставил меня спрятаться.
— Внимание! — сказал он. — Сейчас…
И тут метров за триста от нас вдруг поднялась в воздух клубящаяся сплошная завеса из камней, дыма и пыли. Ухнул такой взрыв, что ушам стало больно, а экскаватор, под которым мы спрятались, задрожал. Через минуту вокруг зацокали осколки камня, заброшенные сюда взрывом.
— Здесь, под нами, — объяснил мне инженер, — на глубине десятков метров, лежит руда. Мы решили не рыть подземные ходы, а снять слой земли, которым руда прикрыта. Как это делается, вы только что видели. Этим взрывом раздроблено и сброшено в сторону полмиллиона тонн породы. Такими взрывами мы снимаем земляную крышу и будем брать руду прямо с поверхности.
Пока он объяснял все это, экскаваторы тяжело поползли вперед. Они должны были захватывать своими ковшами-хоботами раздробленный камень и грузить его в вагончики.
Когда уйдет короткое лето и долгую полярную ночь солнце не будет показываться над землей, во всех домах и на улицах заполярного города зажгутся электрические лампочки. Здесь пурга наметает такие сугробы, о которых в других местах и понятия не имеют: высотой с двухэтажный дом. В черном небе переливается, дрожит северное сияние. На сотни километров вокруг города лежит безжизненная снежная пустыня, по которой пробираются на своих быстроногих оленях охотники. Стужа наступает на город, грозя заморозить, засыпать снегом, истребить все живое.