— Отощает? Еще бы! — вмешался тут рыбовед. — Енисейской рыбе частенько приходится сидеть на скудном пайке. Мне не нужно объяснять вам, что многие породы рыб питаются моллюсками, личинками насекомых, подводными растениями, крохотными рачками и другими мелкими жителям" воды, которых мы называем планктоном. Так вот, этим основным рыбьим кормом Енисей в двадцать раз беднее Волги!
— Это почему? — недоверчиво вскинулся рыбак.
— А потому, — назидательно сказал рыбовед, — что даже самые мелкие живые существа любят тепло. Какова температура воды волжской дельты в июне? Двадцать градусов. А енисейской? Пять градусов!
— Замерзает, стало быть, у нас в Енисее планктон-то этот, — промолвил второй рыбак, до сих пор не принимавший участия в разговоре.
— Не замерзает, — поправил рыбовед, — а слабо развивается.
— Ну, рыбам-то это, пожалуй, все равно, — сказал первый рыбак. — Так, по-вашему, выходит, что раз корму мало, то и рыбы много не жди? Выходит, что улов у нас намного не увеличишь?
— Да ничего подобного! — вскочил рыбовед. — Ничего подобного! В "бедном" Енисее столько рыбы, что вы и не представляете. Но ловить ее надо умеючи.
Тут уж рыбаки вышли из себя. Значит, они рыбу ловить не умеют? Вот это новость! Но рыбовед не сдавался. Он бывал здесь лет десять назад и сам все видел. Разве это порядок, когда многие рыбаки приезжают в низовья только на путину? Рыбацкий караван отправляется вниз по реке следом за льдом. Плывут пароходы, железные баржи, промысловые боты. Плывут недели, а иногда и месяцы: ведь дельта очищается ото льда лишь в самом конце июня. А для чего плывут? Чтобы к началу октября уже отправляться в обратный путь, не успев даже обжиться на промысле как следует.
Но это еще не все. Где и как ловят рыбу енисейские рыбаки? Они ждут, пока рыба сама придет к ним! Да-да, они не ищут рыбу, а ждут на прибрежных песках до тех пор, пока косяк сельди или муксуна не завернет в их воды. Слов нет, стрежневой невод длиною в полкилометра — хорошая вещь, но ведь пока его выберут из воды вручную, рыбе ждать надоест… Все это особенно печально потому, что в Енисее водится исключительно высокосортная рыба. Из нее приготовляют великолепные консервы, балыки, маринады. Малосольный енисейский омуль или копченая енисейская сельдь — настоящее лакомство.
— Енисей — это деликатесный цех рыбной промышленности нашей страны, и тут не годятся старые методы, — горячо закончил рыбовед.
Произнеся эту речь, он победоносно взглянул на рыбаков. Но те, как видно, вовсе не были сражены его доводами. Они улыбались, поглядывая друг на друга.
— Дорогой товарищ, — сказал наконец один из них, — извините, конечно, но только вы малость отстали. О моторно-рыболовецких станциях, полагаю, слыхали? А того не знаете, что у нас их вместе с рыбозаводами двадцать штук. Сила-то какая, техники всякой сколько! Вот вы о стрежневых неводах говорили. Так ведь у нас к их выборке машина приставлена. И насчет того, что ждем мы у моря погоды, вы зря упрекнули. На судах-сейнерах наши разведчики рыщут по реке, а как только найдут рыбу, так сейчас вызывают по радио колхозные боты и лодки: пожалуйте, мол, есть над чем потрудиться. А то, о чем вы рассказывали, верно, было лет десять назад. Но только с тех пор мы многое сделать сумели. Вот так-то…
И он с усмешкой посмотрел на сконфуженного собеседника.
Я в детстве думал, что тундра бывает обязательно ровная, как стол, и что летом она приятного темнозеленого цвета.
У нас в школе висела картинка, изображавшая нечто вроде огромного луга, по которому бродят олени с ветвистыми рогами. В углу картинки стоял островерхий чум, над ним вился дымок. У чума сидели люди в неуклюжих кафтанах мехом наружу. Наверное, им было очень жарко и неудобно. На картинке присутствовал еще мальчик, который стрелял из лука в стаю гусей, треугольником летящих над самым чумом. Под всем этим было написано: "Тундра летом".
Тундру мы увидели уже недалеко от Дудинки. Правда, там еще росли деревья, но что это были за деревья! По возрасту им давно полагалось вытянуть стройные стволы вверх и бросить на землю густую тень. Но на вечной мерзлоте, не дающей глубоко пускать корни, под свирепыми ветрами, гнущими все живое к земле, лесные великаны выродились в жалких, корявых лилипутов.
Человек сверху смотрит на столетнее дерево, едва доходящее ему до пояса.
Он с изумлением видит знакомые листья на каком-то жалком кустарнике, расползшемся в стороны. Неужели это береза? Да, это береза. Вот во что превратила тундра белоствольную красавицу!..