Одна из девочек сбегала на поле, где работал Мэтью, и его тут же послали за доктором. Доктор приехал быстро и обнаружил, что у Энн не вывих, а перелом лодыжки.
Когда Марилла вечером поднялась в комнату, где в постели лежала бледная и несчастная Энн, та спросила ее жалобным голосом:
— Тебе меня совсем не жалко, Марилла?
— Сама виновата, — ответила Марилла, опуская штору и зажигая лампу.
— Вот поэтому тебе и должно быть меня особенно жалко. Мне, по крайней мере, вдвойне тяжелее от мысли, что я сама во всем виновата. Если бы я могла винить кого-нибудь другого, мне было бы гораздо легче. А если бы тебя подначили пройти по коньку крыши, Марилла, разве ты не пошла бы?
— Я бы осталась внизу на земле и наплевала на все подначки.
Энн вздохнула.
— У тебя такой сильный характер, Марилла. А у меня так не получается. Я просто не вынесла бы насмешек Джози Пайн. Она бы всю жизнь мне это поминала. Тебе не кажется, что я уже достаточно наказана, Марилла? Не надо на меня еще и сердиться. Оказывается, потерять сознание не так уж романтично. А когда доктор вправлял сломанные кости, было невыносимо больно. Я теперь не смогу ходить шесть или семь недель — значит, я еще долго не увижу нашу новую учительницу. Когда я приду в школу, она уже не будет новой. И Джил… все меня обгонят по всем предметам. Как все ужасно. Но я постараюсь выжить, если только ты не будешь на меня сердиться, Марилла…
— Да я не сержусь, — вздохнула Марилла. — Такая уж ты нескладная девочка, но ты правильно говоришь — тебе же самой от этого хуже. Давай попробуй чего-нибудь съесть.
В течение последующих семи необыкновенно долгих и скучных недель Энн не раз приходилось благословлять свое воображение. Но не только мечты скрашивали ей эти дни. Почти каждый день к ней приходили девочки из школы, приносили цветы и книги, рассказывали о последних событиях школьной жизни.
— Все были ко мне ужасно добры, — довольно сказала Энн в тот памятный день, когда она наконец, хромая, прошлась по комнате. — Невелика радость — лежать в постели, но все же в этом есть и хорошая сторона, Марилла. Узнаешь, сколько у тебя друзей — даже мистер Бэлл пришел меня проведать, и оказалось, что он очень хороший человек и зря я критиковала то, как он читает молитвы. Хоть и не родственная душа, но очень милый человек. Он рассказал мне, как в детстве тоже сломал лодыжку. Так странно думать, что мистер Бэлл когда-то был мальчиком. Даже моего воображения на это не хватает. Когда я пытаюсь представить его мальчиком, я вижу его с усами и в очках — как сейчас, только маленького роста. А вот миссис Аллан мне очень легко вообразить девочкой. Миссис Аллан приходила ко мне четырнадцать раз. Правда, это большая честь, Марилла? У нее ведь столько всяких других дел. И после ее посещений остается такое хорошее настроение. Она ни разу мне не сказала, что я сама во всем виновата и что, может, это Божье наказание пойдет мне на пользу. Миссис Линд твердила мне это каждый раз, да еще таким тоном, словно не очень верит в то, что я когда-нибудь исправлюсь. Даже Джози Пайн приходила. Я была с ней очень вежлива. Мне кажется, она жалеет, что подначила меня лезть на крышу. Если бы я убилась до смерти, она прожила бы всю жизнь под тяжестью лежащей на ней страшной вины. А Диана, моя любимая подруга, приходила каждый День, чтобы скрасить мое одинокое существование. Но как же я рада, что скоро пойду в школу! Они рассказывают такие интересные вещи про новую учительницу, всем девочкам она страшно нравится. Диана говорит, что У нее чудные волнистые волосы и очень красивые глаза. Она прекрасно одевается, и буфы на ее рукавах больше, чем у кого-либо в Эвонли. Раз в две недели она устраивает уроки декламации: небольшие представления, на которых каждый читает стихотворение или участвует в диалоге. Мне тоже хочется читать стихотворение. Джози Пайн говорит, что ненавидит декламацию, но это потому, что у Джози так мало воображения. К следующей пятнице Диана, Руби Джиллис и Джейн Эндрюс готовят сценку «Утренний визит». А в те пятницы, когда у них нет декламации, миссис Стэси уводит весь класс в лес, и они изучают цветы, и папоротники, и птиц. И еще у них сейчас утром и вечером уроки физкультуры. Миссис Линд говорит, что никогда ни о чем подобном не слыхивала и что от женщины-учительницы добра не жди. А я считаю, что все это замечательно, и надеюсь, что мисс Стэси окажется родственной душой.
— Одно мне ясно, Энн, — заключила Марилла, — падение с крыши не отучило тебя трещать как сорока. Может, ногу ты и сломала, но язык у тебя остался в полном порядке.
Глава двадцать третья
ШКОЛЬНЫЙ КОНЦЕРТ
В школу Энн пошла только в октябре. Новая учительница оказалась доброй и умной, обладала волшебным даром завоевывать любовь своих учеников и помогать им развивать свои сильные стороны. С Энн у нее сразу установилось полное взаимопонимание и дружба, и девочка приносила домой восторженные рассказы о школьных делах, которые Мэтью слушал с безоговорочным одобрением, а Марилла — со здоровым скептицизмом.
— Я полюбила мисс Стэси всей душой, Марилла. У нее такие изысканные манеры и такой приятный голос. Сегодня у нас была декламация. Жаль, что вы оба не слышали, как я читала монолог из «Марии Стюарт». Я вложила в него всю душу. Руби Джиллис потом сказала мне, что у нее мурашки бегали по коже.
— А ты мне как-нибудь прочитай его в сарае, — предложил Мэтью.
— Обязательно прочитаю, — задумчиво ответила Энн, — но только так же хорошо у меня, наверное, не получится. Читать кому-нибудь одному — это не то же самое, когда тебя, замирая, слушает весь класс. Вряд ли у тебя будут мурашки бегать по коже, Мэтью.
— Миссис Линд говорит, что у нее тоже мурашки забегали по коже, когда она увидела, как мальчики лезут на самую верхушку этих огромных деревьев возле школы в прошлую пятницу. Им, видишь ли, понадобились вороньи гнезда, — сообщила Марилла. — И как это мисс Стэси им разрешает?
— Но нам нужно было воронье гнездо, — объяснила Энн. — На урок природы. Это страшно интересные уроки: мисс Стэси все так прекрасно объясняет. После походов в лес она велит нам писать сочинения, и у меня это получается лучше всех.
— Ну зачем же хвастаться, Энн? Подождала бы, пока это скажет учительница.
— Но она уже говорила, Марилла. И я вовсе не хвастаюсь. Чего тут хвастаться, когда я так тупа в геометрии? Хотя сейчас, кажется, начинаю и в ней немного разбираться. Мисс Стэси так хорошо все объясняет. Но в геометрии я никогда не преуспею, так что задаваться у меня нет причин. А вот сочинения писать обожаю. Мисс Стэси обычно позволяет нам самим выбирать тему, но на следующую неделю она задала написать о каком-нибудь выдающемся человеке. Прямо не знаю, кого и выбрать — в мире было столько выдающихся людей. Как это, наверное, замечательно — быть выдающимся человеком и знать, что после смерти о тебе будут писать сочинения! Мне бы ужасно хотелось стать выдающейся личностью. Когда вырасту, я, наверное, выучусь на медицинскую сестру и пойду работать в Красный Крест, чтобы оказывать помощь раненым на поле брани. Но это если я не стану миссионером. Миссионер — очень романтическая профессия, однако тут нужно обладать всеми христианскими добродетелями, а для меня это камень преткновения. И у нас еще каждый день бывают уроки физкультуры. Они развивают пластику движений и помогают пищеварению.
— Какая там еще пластика! — фыркнула Марилла, которая искренне считала физкультуру дурацкой выдумкой.
Но и уроки природы в лесу, и декламация по пятницам, и развивающая пластику движений физкультура померкли на фоне грандиозного предприятия, задуманного мисс Стэси и объявленного ею в ноябре. Она предложила своим ученикам подготовить концерт и выступить с ним на Рождество в зале Эвонли. Выручка от концерта пойдет на покупку флага для школы. Все школьники с готовностью согласились участвовать в концерте и тут же стали решать, кто с чем выступит. Разумеется, никто из участников будущего концерта не впал в такое возбуждение, как Энн Ширли, которая начиная с первого дня отдавала ему все свои помыслы, хотя ей и приходилось без конца выслушивать сердитое ворчанье Мариллы, считавшей всю эту затею сплошной глупостью.