— Может быть, в садике мисс Лаванды? Ты там не бывала в последнее время?
— Да нет. Вот Корделия у меня любит бродить по лесу, хотя я ей не разрешаю уходить далеко от дома. Как-то я сделала ей выговор за то, что она разговаривает сама с собой в саду, а она мне ответила, что разговаривает не сама с собой, а с цветочными феями. Помнишь, ты прислала ей на день рождения кукольный сервиз с розочками? Она не разбила ни одного блюдечка, ни одной чашечки. И достает его только тогда, когда к ней приходит в гости зеленый народец. Никак не могу от нее добиться, что это за народец. Знаешь, Энн, она, пожалуй, больше похожа на тебя, чем на меня.
— Может, это потому, что ты назвала ее именем, о котором я мечтала в детстве. Ничего, Диана, пусть фантазирует. Мне жаль детей, которые никогда не жили в созданной их воображением сказочной стране.
— Но у нас сейчас учительницей Оливия Слоун, — с сомнением в голосе проговорила Диана. — Она получила диплом бакалавра и решила проучительствовать у нас один год, чтобы быть рядом с матерью. Так вот она считает, что детей надо приучать смотреть правде в глаза.
— Господи, Диана, неужели ты подпала под влияние Слоунов?
— Нет, что ты! Мне она совсем не нравится. Она такая же лупоглазая, как и вся их семейка. И я вовсе не мешаю Корделии фантазировать. Успеет еще насмотреться правде в глаза.
— Ну, тогда договорились. Приходи в Грингейбл часа в два. Выпьем Мариллиного вина из черной смородины — она опять стала его делать, несмотря на возражения священника и миссис Линд. И пустимся в разгул.
— А помнишь, как ты меня напоила этим вином допьяна? — хихикнула Диана.
— Вот завтра и вспомним все наши проделки. Ну, не буду тебя больше задерживать… вон уж и Фред подъехал на коляске. Какое на тебе очаровательное платье!
— Фред велел мне сшить к свадьбе брата новое платье. Я-то считала, что раз мы построили новый сарай, мы не можем тратиться и на новое платье. Но он сказал, что не потерпит, чтобы его жена была одета кое-как, когда все остальные женщины разрядятся в пух и прах. Одно слово — мужчина.
— Ой, что-то ты заговорила, как миссис Эллиотт у нас в Глене, — сурово попеняла ей Энн. — Смотри, не превратись в мужененавистницу. Ну скажи, тебе хотелось бы жить в мире, где не было бы ни одного мужчины?
— Нет, это было бы ужасно, — признала Диана. — Сейчас, Фред, иду! Да иду же! Ну ладно, Энн, до завтра.
По дороге домой Энн постояла около Дриадиного ключа. Как она любила этот ручеек! В его журчании ей слышался ее детский смех. Детские мечты, клятвы, которые здесь звучали, секреты, которыми они с Дианой делились шепотом — ручей все это сберег, все они жили в лепете его струй. Но слушали его лишь мудрые старые ели, которым это так и не надоело за все прошедшие годы.
Глава вторая
— Какой чудесный день — словно по заказу, — обрадовалась Диана. — Только боюсь, это ненадолго. Завтра, наверно, пойдет дождь.
— Ну и пусть. Даже если завтра солнце спрячется за тучами, сегодня мы вволю насладимся красотой этого Дня. И насладимся дружбой, даже если завтра нам придется расстаться. Погляди на эти золотисто-зеленые холмы, Диана, на эти дымчато-голубые долины. Сегодня они наши. Что из того, что вон тот дальний холм назван по имени Абнера Слоуна? Сегодня он принадлежит нам. Ветер дует с запада, а при западном ветре я всегда чувствую тягу к приключениям. Вот увидишь, мы замечательно погуляем.
И действительно, прогулка удалась. Они прошли по всем своим любимым местам — Тропе Мечтаний, Березовой аллее, навестили Дриадин ключ, Ивовый омут, Фиалковую поляну, Хрустальное озеро. Правда, маленькие березки в роще, где они когда-то построили дом для игр, превратились в высокие деревья, Березовая аллея, по которой столько лет никто не ходил, заросла папоротником, а Хрустальное озеро вообще исчезло: на его месте была только поросшая мхом влажная выемка. Но Фиалковая поляна синела по-прежнему, а яблоня, которую Джильберт нашел в лесу, стала просто огромной и была усыпана крошечными розовыми бутонами.
Их головы были непокрыты, и волосы Энн по-прежнему переливались на солнце как полированное красное дерево, а волосы Дианы — чернее воронова крыла. Порой они шли молча, обмениваясь веселыми дружелюбными взглядами. Энн вообще считала, что два человека, у которых есть такое взаимопонимание, как они с Дианой, чувствуют мысли друг друга. В разговоре постоянно звучало «А помнишь?»: «А помнишь, как ты провалилась в сарай на Тори-роуд?» — «А помнишь, как мы прыгнули на тетю Жозефину?» — «А помнишь, как к тебе в гости приехала миссис Морган, а у тебя нос был измазан красным?» — «А помнишь, как мы подавали друг другу сигналы из окошка?» — «А помнишь свадьбу мисс Лаванды и голубые банты Шарлотты?» — «А помнишь наше Общество по украшению Эвонли?»
Вокруг было очень красиво. Неожиданные краски проблескивали в лесной тени и пышно расцветали на полянках. Весеннее солнце просеивало свои лучи сквозь завесу молодых листьев. Отовсюду звенели веселые птичьи трели. Иногда попадались ложбинки, где Энн и Диана словно окунались в расплавленное золото. За каждым поворотом им в лицо ударяла волна свежих весенних запахов… пряный аромат молодых папоротников… бальзам еловой смолы… здоровый дух свежевспаханной земли. Они набрели на тропинку среди цветущих диких вишен, потом вышли на заброшенное поле, где из травы, словно притаившиеся эльфы, выглядывали крошечные молодые елочки. Им встречались ручейки, через которые им еще легко удавалось перепрыгивать. Из-под елей на них глядели белые звездочки лесных цветов. Подруги увидели целый ковер из молодых кудрявых папоротников и ахнули при виде березки, с которой какой-то вандал в нескольких местах сорвал кору, обнажив коричневую древесину.
Наконец они пришли к дому мисс Лаванды и устроили пикник на каменной скамейке в солнечном уголке сада. Позади них пышно цвел куст сирени. Грозди цветов ярко лиловели в лучах заходящего солнца. Энн и Диана сильно проголодались и ели с наслаждением.
— Каким все кажется вкусным на открытом воздухе, — с удовлетворенным вздохом проговорила Диана. — А этот твой шоколадный торт, Энн… просто нет слов. Не забудь оставить мне рецепт. Фреду он страшно понравится. Вот человек — позавидуешь: может есть что угодно и нисколечко не поправляется. А я все даю себе зарок не есть пирогов и кексов. Меня просто ужас берет при мысли, что я в конце концов растолстею, как бабушка Сара, которую приходилось за руки поднимать из кресла. Но когда передо мной оказывается такой торт… или такие, что вчера подавали на свадьбе… они ведь обиделись бы, если бы я отказалась все это есть.
— Весело было на свадьбе?
— Да, все прошло очень мило. Но мне не повезло: меня зажала в угол кузина Фреда Генриетта, которая непременно хотела во всех подробностях рассказать мне про то, как ей делали операцию на аппендиците: и что она во время нее ощущала, и как ее аппендикс обязательно лопнул бы, если бы его не успели вырезать. «Они наложили мне пятнадцать швов. Ты не представляешь, Диана, какая это была пытка!» С другой стороны, раз уж она так страдала, почему бы ей по крайней мере не вознаградить себя за все это, рассказывая о своих страданиях? Так что я на нее не особенно в обиде. Джим, правда, говорил довольно странные вещи. Вряд ли это понравилось его молодой жене… Ну разве что ма-а-аленький кусочек… все равно уж я вчера согрешила… одним кусочком больше или меньше, не так уж важно… Так вот, Джим сказал, например, что в ночь перед свадьбой его охватил такой страх, что он чуть не убежал на станцию и не уехал с острова. По его словам, это бывает со всеми женихами, только не все в этом признаются. Как ты думаешь, Энн, неужели Фреду и Джильберту тоже хотелось сбежать?