Выбрать главу

В своей комнате я наслаждаюсь полным уединением. Ты знаешь, как человеку иногда важно побыть одному. Моими друзьями станут ветры. Они будут вздыхать, и напевать, и завывать вокруг моей башни… белые ветры зимы… зеленые ветры весны… алые ветры осени… «Бурный ветер, исполняющий слово Его…» Меня всегда наполнял восторгом этот библейский стих.

Я надеюсь, любимый, что когда мы поселимся в собственном доме, там тоже будут дуть ветры. Интересно где он, этот пока незнакомый мне дом, в котором будет любовь, и дружба, и труд… и смешные приключения, над которыми мы сможем посмеяться на склоне лет? На склоне лет!.. Неужели мы когда-нибудь состаримся, Джильберт? Не могу себе этого представить.

Из левого башенного окошка видны крыши города, где мне предстоит провести, по крайней мере, год. В этих домах живут люди, которые станут моими друзьями, хотя я с ними пока незнакома. А может быть, и врагами. Ведь такие люди, как наши Пайны, встречаются повсюду, под самыми различными именами. Здесь, как я поняла, мне грозят неприятности от Принглов. Завтра начинается учебный год. Преподавать я буду геометрию! Ну, не смешно ли? Но, наверное, это будет не труднее, чем ее выучить. Остается только молить Бога, чтобы среди моих учеников-Принглов не оказалось математического гения.

Я пробыла здесь всего один день, но мне кажется, что я знаю вдов и Ребекку Дью всю свою жизнь. Они попросили меня называть их тетя Кэт и тетя Шатти. А когда я назвала Ребекку Дью «мисс Дью», она так и подскочила от удивления:

— Мисс кто?

— Дью, — кротко ответила я. — Разве вас не так зовут?

— Да, но ко мне уже столько лет никто так не обращался, поэтому я удивилась. Не надо называть меня мисс Дью. Я к этому не привыкла.

— Хорошо, Ребекка… Дью, постараюсь этого не делать, — пролепетала я, безуспешно попытавшись ограничиться Ребеккой, но все равно привесив Дью.

Миссис Брэддок не зря говорила, что тетя Шатти очень обидчива. Я наблюдала это в первый же вечер за ужином. Тетя Кэт в какой-то связи помянула день ее рождения:

— Шарлотте исполнилось шестьдесят шесть.

Случайно взглянув на тетю Шатти, я увидела, что она… не то чтобы разрыдалась — это слово предполагает какое-то бурное действие. Просто ее большие карие глаза заблистали влагой и она молча залилась слезами.

— Что с тобой, Шатти? — сердито спросила тетя Кэт.

— Мне… мне исполнилось только шестьдесят пять лет, — сквозь слезы проговорила тетя Шатти.

— Ну, прости меня, Шатти, — сказала тетя Кэт, и поток слез мгновенно иссяк.

Кот у них замечательный — с золотистыми глазами, дымчатой, как бы припорошенной мукой, спинкой и безупречной белизны грудкой. Тетя Кэт и тетя Шатти зовут его Мукомол, а Ребекка Дью называет Проклятый Котяра — она не любит кота, потому что в ее обязанности входит давать ему утром и вечером кусок печенки, отчищать старой зубной щеткой его шерсть с кресла в гостиной, куда ему запрещено ходить, но куда он все же прокрадывается, и отыскивать его вечером в саду, если он не приходит домой в положенное время.

— Ребекка Дью всегда терпеть не могла кошек, — рассказала мне тетя Шатти, — а уж к Мукомолу она питает особую неприязнь. Его к нам принесла в зубах собака миссис Кемпбелл — она тогда держала собаку. Видимо, собака понимала, что нести его к миссис Кемпбелл совершенно бесполезно. Господи, какое же это было жалкое создание! Мокрый, кожа да кости, весь дрожит. Надо совсем не иметь сердца, чтобы отказаться его приютить. Вот мы с Кэт и взяли его, но Ребекка Дью нам этого не простила до сих пор. Мы забыли, что к Ребекке нужен дипломатический подход. Нам надо было громко заявить, что мы его не возьмем. Не знаю, заметили ли вы… — тетя Шатти оглянулась на дверь, которая вела из гостиной на кухню, — …наш маневр, когда вы пришли снимать квартиру?

Конечно, я заметила — это было прелесть как тонко сделано. Весь Саммерсайд воображает, что в доме всем заправляет Ребекка Дью, но на самом деле вдовы отлично умеют обводить ее вокруг пальца.

— Мы не хотели сдавать комнату этому банковскому служащему… Молодой человек создал бы слишком много неудобств в доме, где живут одни пожилые женщины. Но мы притворились, что готовы его принять, и тогда Ребекка Дью заартачилась и ни в какую. Я так рада, что вы поселились у нас, милочка. Для вас, наверное, будет приятно готовить вкусные вещи. Надеюсь, мы вам тоже понравимся. У Ребекки Дью масса достоинств. Правда, когда она к нам пришла пятнадцать лет назад, она не очень следила за чистотой — но мы ее к этому приучили. Кэт однажды написала на пыльном зеркале «Ребекка Дью» — и она поняла намек. Больше нам ничего подобного делать не приходилось. Надеюсь, вам будет удобно в вашей комнате. Если хотите, можете открывать окно на ночь. Кэт не любит холодного воздуха, но понимает, что жильцам надо по возможности позволять делать так, как им хочется. Мы с ней спим в одной комнате и договорились открывать окно через раз: одну ночь мы спим с открытым окном, а другую с закрытым. Было бы желание — обо всем можно договориться по-хорошему, правда? Не пугайтесь, если услышите ночью, что кто-то бродит по дому. Это Ребекка. Ей вечно мерещатся какие-то скрипы и шорохи, и она встает поглядеть, не лезет ли кто-нибудь в дом. Мне кажется, поэтому она так ополчилась на банковского служащего — боялась попасться ему в коридоре в ночной рубашке. Надеюсь, вас не очень огорчает неразговорчивость Кэт. Такая уж у нее манера. А ведь ей есть что порассказать. В молодости она с капитаном Макомбером объехала чуть ли не весь свет. Если бы у меня было столько впечатлений! А я за всю жизнь ни разу не уезжала с острова. И почему так все устроено? Я вот люблю поговорить, но мне не о чем, а Кэт столько всего повидала, однако никогда ни о чем не рассказывает. Впрочем, Провидению, наверное, виднее.

Да, тетя Шатти действительно разговорчива, но не думай, что все это она выпалила без передышки. Время от времени и я вставляла замечания, но не вижу смысла тебе их пересказывать.

Вдовы держат корову, которая пасется неподалеку отсюда на лугу мистера Гамильтона. Ребекка Дью ходит туда ее доить. Так что у нас всегда есть свежие сливки. Кроме того, каждое утро и вечер Ребекка передает экономке миссис Кемпбелл через открытый верх калитки стакан парного молока. Это молоко предназначено крошке Элизабет — ей его прописал врач. Я пока ничего не знаю ни об экономке, ни о крошке Элизабет. Миссис Кемпбелл — владелица крепости, которая стоит по соседству с нашим домом и называется — надо же придумать! — «Под вечнозелеными елями».

Вряд ли я сегодня ночью засну… я всегда провожу первую ночь в новой постели без сна, а такой странной постели у меня еще никогда не было. Но я согласна не спать, а вспоминать все, что со мной случилось, и мечтать о том, что еще случится.

Прости, Джильберт, за такое невыносимо длинное письмо — больше я таких писать не буду. Но мне хотелось рассказать тебе обо всем, чтобы ты мог ясно представить себе мое новое окружение. Однако всему приходит конец, и этому письму тоже. Луна над заливом уже склоняется к горизонту. Мне еще надо написать письмо Марилле. Она его получит послезавтра. Дэви принесет письмо с почты, и они с Дорой будут заглядывать Марилле через плечо, когда она вынет его из конверта, а миссис Линд будет сидеть с безразличным видом, навострив уши. Ой-ой-ой! Как представила все это, так жутко захотелось домой. Доброй ночи, любимый.

Твоя — сегодня, завтра и навеки — Энн Ширли

Глава вторая

Отрывки из писем Энн Ширли Джилъберту Блайту

26 сентября

Знаешь, куда я хожу читать твои письма? В кленовую рощу. Там есть лощинка, где неторопливо течет извилистый ручеек, стоят три милейшие сестры-березки и лежит заросшее мохом кривое бревно, на котором я и сижу. И когда мне снится мой любимый сон, мой особенный сон, зелено-золотой с розовыми прожилками… мне хочется верить, что он зародился в этой лощинке от мистического союза между журчащим ручейком и самой стройной и воздушной из сестер-березок. Я люблю сидеть на этом бревне и слушать тишину рощи. Ты когда-нибудь замечал, Джильберт, что тишина бывает разная? Есть тишина леса… тишина морского берега… тишина луга… тишина ночи… тишина летнего полдня. И все они разные, с разными полутонами и оттенками. Я уверена, что даже если бы я была слепой и к тому же лишена ощущения тепла и холода, я легко узнала бы, где нахожусь, по свойствам окружающей меня тишины.

Вот уже две недели, как в школе начались занятия, и все идет неплохо. Но миссис Брэддок была права — Принглы сильно осложняют мне жизнь. И, несмотря на счастливые клеверные листочки, мне пока не ясно, как с ними справляться. Миссис Брэддок говорит, что к ним трудно придраться, и это так. Они просто выскальзывают из рук.

Принглы — это клан, члены которого придирчиво следят друг за другом и немало вздорят между собой, но против любого чужака встают сомкнутыми рядами. Я пришла к выводу, что население Саммерсайда разделяется на две категории — те, что принадлежат к клану Принглов, и все остальные.

У меня в классе полно Принглов, и многие ученики, v которых другая фамилия, связаны с Принглами узами родства. Верховодит ими зеленоглазая нахалка Джен Прингл. Такой я себе представляю Бекки Шарп,[1] когда той было четырнадцать лет. Она организовала против меня в классе кампанию скрытого непослушания, с которой очень трудно бороться. Она умеет строить уморительные рожицы, и когда я слышу за спиной приглушенное хихиканье, я отлично знаю, кто виновник этого веселья, но поймать ее на месте преступления мне ни разу не удалось. Негодница не лишена способностей, пишет великолепные сочинения и, на горе мне, блестяще разбирается в математике. Во всем, что она говорит и делает, есть блеск таланта, и она наделена чувством юмора, которое могло бы сблизить нас, если бы она с самого начала не настроилась меня ненавидеть. Боюсь, что мы с Джен Прингл еще очень не скоро сможем посмеяться над чем-нибудь вместе.

вернуться

1

Героиня романа У. Теккерея «Ярмарка тщеславия». (Примеч. пер.)