Он погиб, спасая её. Не раздумывая, отдал свою жизнь, чтобы жила она, чтобы её ребёнок появился на свет.
Таль права, сейчас важнее всего на свете их малыш. Он- будущее. Надежда. Смысл всего. Ради него она обязана найти силы смириться и продолжить дальше. Адан хотел бы того же. В этом Мира не сомневалась ни секунды.
Уверенно обхватила протянутую горячую ладонь. Ласково улыбнулась Ллэру:
— Хочу видеть заранее, где будет наш дом.
Эпилог
Город за окном спал, и огни фонарей, вывесок и рекламных щитов ему совершенно не мешали.
Ровно два лунных месяца назад, поздно вечером пришел Ллэр. День в день. Он еще ничего не сказал, а Роми уже знала, что не захочет слышать. Выслушала. А потом- встала и ушла. Ни на кого не глядя. Он еще говорил о чем-то с Алэем, непривычно долго и много. Но о чем- ей в тот момент было все равно.
Позже Роми напилась. Сильно и в одиночестве, в плетеном кресле-качалке на веранде. Теперь организм реагировал на алкоголь иначе. Хотя она знала, что теоретически легко может выгнать опьянение, делать этого не собиралась. Как и ускорять, чтобы забыться. Наоборот. В тот вечер она долго и безуспешно пыталась думать, вспоминать, перебирать мгновения, как будто это могло помочь найти в случившемся хоть какой-то смысл. Будто в этом был способ принять то, что три дня назад Адана не стало. Пыталась вспомнить, чем занималась эти дни- и выходило: ничем! Наслаждалась морем и солнцем, и все. Глупо и бестолково, как будто ничего в ее жизни не изменилось, будто никуда не делось бессмертие и впереди все та же Вечность. А его- больше нет.
Это не укладывалось в голове. Не получалось представить, как такое, вообще, возможно, и почему она ничего не почувствовала в тот самый миг, когда Адана не стало. Казалось, должна была, пусть и не существовало между ними той настоящей связи, как у него с Мирой. Несмотря ни на что.
Она чувствовала себя в каком-то эмоциональном коконе, вакууме, который разрастался и словно физически пытался раздавить. Кружилась голова, но не от выпитого. Роми задыхалась, но не могла разозлиться, расплакаться, не могла поверить. И поэтому пила.
Там же она и заснула, точнее, вырубилась, чтобы прийти в себя от рассветного холода и с дикой головной болью, которую было, как ни странно, приятно ощущать. Это означало, что она все-таки способна чувствовать, а значит, поймет, как справиться с другой болью и со страхом.
Утром же попросила уехать. Куда угодно. Только чтобы никаких замков. Чтобы небоскребы- не выше ста этажей, и разбитый асфальт дорог под колесами шумных машин, которые будут слышны даже с крыши самого высокого здания, и дождливое небо над головой. Чтобы никакого лета. И если море- то тоже, ледяное, в котором даже в жару не захочется купаться, потому что оно такое же серое, как небо и сам город.
И они нашли такое место.
Луна- маленькая точка, едва различимая даже в полнолуние, давала минимум необходимой энергии, достаточный, чтобы не возникал энергетический голод. Город, прекрасный своеобразной мрачной красотой, помогал успокоиться.
Ей нужно было время. Но не за тем, чтоб подумать, а наоборот: не думать вообще.
Они сняли огромную квартиру под крышей пятидесятиэтажного дома. Обживаться не спешили, оба знали, что здесь ненадолго. Днем Роми искала одиночества в толпе. До темноты бродила по городу, глазела по сторонам, заходила в магазины, покупала никому ненужные, странные вещи и одежду. Она играла с самой собой в какую-то непонятную игру и ждала, когда начнут возвращаться настоящие чувства.
Алэй же днем пропадал на Эннере. Он, неожиданно для себя самого, и тем более для Роми, нашел себя в помощи тем, кто решил остаться, строить новый дом на далеком от Бэара, пустующем архипелаге. Она помнила, как сказала ему давным-давно, в прошлой жизни: «Ты тоже не лидер». «Уверена?»- услышала в ответ. Нет, теперь она не была уверена в своих словах.
Несмотря на то, что подходящих лун в мирах оказалось много, доа не захотели уходить. Роми знала, что рано или поздно, они тоже присоединяться к остальным, вернутся. Ее место там, откуда все началось. Но сейчас она не думала о будущем, потому что тогда приходили мысли о хрупкости жизни, и начинало казаться, что будущего- нет.
Вечером они вдвоем выбирались на крышу, расстилали несколько покрывал на холодном камне. Подолгу сидели в окружении огней соседних, более высоких домов, говорили ни о чем и обо всем сразу. Пили местное терпкое, сухое синее вино, от которого не пьянели.
А потом в один из дней Роми проснулась с желанием устроить скандал, который непременно перерос бы в безобразную истерику. Ярким, непреодолимым, неконтролируемым, настойчивым желанием. И устроила бы, если бы не оказалось, что Алэй уже ушел.
Тогда она выместила зло на посуде.
Алэй застал ее на полу, в окружении осколков. Роми не знала, сколько так просидела, вероятно, не меньше нескольких часов. Из порезанного пальца текла фиолетовая кровь, капала на блестящий, светло-серый кафель.
— Черт… — он схватил переносную аптечку, из ванны- полотенце, бросил его на пол, сел. Взял ее за руку. — Что ты…
Роми подняла на него глаза. Молча смотрела, пока Алэй возился с раной, а потом вдруг тихо сказала:
— Он сказал, что надеется, что мы больше не увидимся. Что нас ничего не связывает… — отрывисто вдохнула. — Он…
— Я знаю.
— Нет. Не знаешь. Я сволочь и дрянь… и… — мотнула головой. — Я обещала не забывать… Я не верила… — и, вдруг или наконец, всхлипнула, продолжая бормотать:- Понимаешь?.. Я не понимаю… Я не верила… я думала же… когда-нибудь… мы все… он был…
Роми сорвалась. Разрыдалась, судорожно хватая ртом воздух. Она не знала, как объяснить, кем был для нее Адан. Не знала, потому что у самой не было ответа на этот вопрос. Она не хотела объяснять. Глупо, наивно верила, что тогда все не закончилось, пусть пройдут годы, прежде, чем они увидятся вновь, но это обязательно произойдет. Он просто был и- всегда будет. Вот так.
А потом снова вспоминала, словно заново переживая все случившееся со дня их первой встречи.
Город спал.
Мрачная, промозглая осень уступала место зиме, днем тучи все чаще рассеивались. Ночью- на землю опускались заморозки, падал белый, пушистый снег. Совсем не такой, как на Эннере, но очень похожий на тот, что когда-то укутывал Нэшту. И по утрам город ослепительно сверкал под холодным солнцем.
Вчера они первый раз не открывали на ночь окна и тогда же решили: пора возвращаться. Не потому что здесь становилось холодно, а просто пришло время.
Весь день Роми, как всегда, гуляла по городу, но теперь смотрела на него другими глазами, открывала заново, понимала, что успела полюбить и, хоть пора прощаться, покидает его не навсегда. А сегодня, уже лежа в кровати, наконец, спросила Алэя, что еще рассказал тогда Ллэр. А услышав ответ, долго не могла заснуть.
Странно, но она даже не думала о такой возможности. Давным-давно, когда все только начиналось, и Эннера была совсем другой, когда мать в первый раз сообщила, что ждет Роми, она поняла и приняла простой факт- обычной семьи у нее не будет. Легко и без сожалений- ведь то, что открывалось, во стократ грандиознее. Потом она просто забыла. И за все тридцать тысяч лет материнский инстинкт даже не проклёвывался. Может быть, атрофировался, вместе с изменениями тела и сознания. Она и сейчас не вспомнила бы, если бы Мира и Ллэр не доказали обратное.
Это еще ничего не означало, ведь Мира была не совсем доа, а тела тех, кто потом назвал себя Надстаршими, в свое время претерпели столько метаморфоз, что их тоже с трудом можно причислить к доа, но все равно заставляло задуматься.
Будущее менялось снова.
— Я уверена, в том, что происходит на Нэште и в Сфере над Бэаром, есть много общего. Один механизм, если хочешь. Не удивлюсь, если созданный искусственно. Только вот Ллэр осторожничает, — Таль упрямо тряхнула головой, — но я все равно узнаю. Докопаюсь до сути. Должна же я знать, где будут жить мои внуки, пусть он и утверждает, что мной руководит природное упрямство, а вовсе не беспокойство об их детях, — она улыбнулась. Наклонилась, отпуская, наконец, ребенка, которым, казалось, с самого начала разговора прикрывалась, словно щитом.