"Не за тем, о чем ты подумал, Ной! Енох молился у Ноемы и говорил ей, что в будущем она должна помочь кому-то из сифитов. Может, Енох молился тогда за тебя. И было надо, чтобы Ноема видела его молящимся". - И твои слова укрепят Ноя, Мелхиседека.
- Енох, а ты видел, как Богочеловек выводит из ада допотопных праведников?
- Я не все видел, и не все, что видел, могу понять, и не все, что могу понять, могу рассказать тебе, Мелхиседека.
- Мне бы очень хотелось, Енох, умереть до потопа, чтобы Господь вывел меня из ада.
- Проси - у Господа нет ничего невозможного.
- Енох, а люди будущего будут знать о тебе до того, как наступят дни проповеди перед концом мира?
- Почему ты спрашиваешь?
- Не знаю. Наверное, потому, что мне очень бы этого хотелось. Вашего прихода с Илией должны будут ждать, а, стало быть, что-то знать о вас.
- Люди последних времен будут почитать пророка Илию, почитать допотопных праотцев, а обо мне в их книгах - только несколько слов, но многие будут знать, что в конце времен я приду с Илией. Хотя и про меня будут книги, которыми не будут пользоваться при богослужении, но люди, которые их напишут, привнесут много "своего", и этого "своего" будет больше, чем меня. И все же люди узнают, что я живым был взят на небо, спускался для проповеди и снова был взят на небо. И многие будут знать то, что "никто не взыде на небо, токмо Сшедший с небес".
- Тебя трудно понять, Енох!
- Это ничего. - Енох улыбнулся, не открывая глаз. - А еще, Мелхиседека (голос брата стал веселее), люди будут просить у меня счастья в семейной жизни. Когда я там узнал об этом, я сказал ангелу: "Мы ругались с Сепфорой по пустякам, упрекали родителей друг друга, наказывали детей".
- И что ангел? - спросила Мелхиседека.
- Он, кажется, совсем не разбирался в семейной жизни. Ангел подумал и сказал, - сонно произнес Енох, - что это, наверное, и есть (Енох зевнул) счастливая семейная жизнь... - Не договорив, Енох заснул, украшенный улыбкой, провалился в мир, где все светящееся и прозрачное. На исподе век пульсировали неясные образы. И у Мелхиседеки ресницы стали клейкими, точно проклюнувшиеся листочки - не хотели разлипаться.
В то же самое время праведный Сиф в святилище Адама в богомысленной молитве увидел в полусне-полуяви, как змея, скользя на персях между камнями, подбиралась к задремавшим Еноху и Мелхиседеке. Сиф точно почувствовал гладкий змеиный холодок в руке, пробудился и вооружился теплой молитвой о своих потомках. И те сквозь сон услышали голос Сифа, змеиный гладкий холодок точно скользнул и по их рукам. Енох и Мелхиседека пробудились одновременно. Змея замерла. Люди тревожно осмотрелись.
- Это, должно быть, от жары, - сказала Мелхиседека и опустила голову на теплый камень. Задремал и Енох. А Сиф молился в святилище Адама. И снова Мелхиседека, засыпая, услышала его голос. И проснулась.
- Енох, - разбудила она брата. - Нам пора в путь!
Видя духовными очами, что Енох и Мелхиседека послушали его, Сиф в сердце возблагодарил Бога.
18. Сиф в сердце своем возблагодарил Бога.
- Во время молитвы мне показалось, - сказал Сиф Еве, - что Господь пошлет человека, который укажет путь к потерянному раю.
От неясной тревоги Ева улыбнулась.
- Ты уже пожилой, Сиф, - выдержишь ли такое утомительное путешествие? - Эти слова Ева сказала одновременно со скрипом калитки.
За изгородью послышался сильный мужской голос.
Мафусаил привез гостинцы из города, и Сиф из-за стебля старого розового куста без удовольствия наблюдал, как Ева смешивает в глиняных сосудах муку собственного помола с мукой каинитов. Мафусаил, розовый, оживленный, добродушный, молчаливо-серьезный великан, подтаскивал к закромам полные мешки из грубой шерстяной материи. Из ручья, протекающего через двор, ослы шумно хлебали воду.
- Сиф, у меня хорошие вести, - сказал Мафусаил, отряхиваясь от муки.
"Хорошие вести... из города?" - Сиф строго посмотрел в глаза Мафусаилу.
- Вернулся отец мой Енох!
Ева и Сиф коротко переглянулись.
- Он говорит, что вернулся от ангелов.
- Воля Божья, - сказал Сиф и прикрыл ладонью глаза. Их ломило от радости.
Ужинали во дворе, сидя на плоских кожаных подушках под открытым небом. Ева поставила на скатерть-циновку кисель из простокваши и меда, положила холодные лепешки из пресного теста, густо и сладко пахнущие финики.
- Сиф, - сказал Мафусаил, взяв с циновки лепешку. - Она подгорела с одной стороны. Я купил у каинитов железный лист...
"Какое страшное словосочетание, - подумал Сиф. - "Железный лист". Только язык каинитов..."
- ...И теперь наши лепешки не будут пачкаться в золе.