— Моя привязанность не случайна, — объясняться рыцарь не стал, но угрозу Ханинг Айн почувствовал.
— Давайте ужинать, — сказала Мама.
Все поужинали еще раз, чтобы поддержать Вюртемберга, а фон Вюртемберг просто поужинал.
Потом он спел несколько старых красивых песен. Это были песни разных народов и времен, нежные и печальные.
— А теперь — последняя, — сказал он — и прорычал пару нелепых матросских куплетов про драку в портовом кабаке. Было уже очень поздно.
— А ты знаешь, Пум-Пум, у кого старая индюшка набралась завиральных историй? — спросил рыцарь у Пумы, когда они с Енотом отправились умываться перед сном во двор, — их рассказали розовые кусты, которые все время путешествуют со мной. Кусты я периодически высаживаю в грунт, чтобы не зачахли, оставляю с ними Рептилию — она ухаживает за розами, рыхлит землю, поливает. Потом они меня догоняют.
Так вот, поймал я этого индюка силком полтора года назад милях в ста к северу отсюда. Развел костер… Угли такие хорошие получились… Еще у меня с собой было почти полмешка белого изюма. Без косточек. Ты знаешь, что такое печеная индюшка с изюмом? — даже после сытного ужина глаза его заблестели. — Я вытаскиваю тесак и, извини, собираюсь ее… приготовить… И тут, натурально, старая курица начинает плести мне рассказы про затонувший испанский корабль. Что везли на нем золото. Что потонул он около самого берега, а золото можно выловить прямо с лодки. Конечно, индюшка объяснила, что точно знает место. Я бы не поверил, но в это время испанцы действительно вывозили золото, скорее всего они успели его погрузить в трюм, но корабль исчез. И остался я тогда без обеда, — сказал он, чистя зубы веткой можжевельника, — привязал ее веревкой за лапу и отправился на поиски. Уже через неделю был абсолютно уверен, что она наврала. Просто слышала, как и я, эту историю, не больше. Знал, что индюшка наврала, но есть эту птицу уже не мог. Так вот и ездил с ней всю зиму, пока год назад не пристроил ее в ваш замечательный дом.
— Да, — сказала Пума, — птица умеет вр-рать. Заслушаешься. А куда, собственно, пр-ропали эти испанцы со своим кор-р-раблем? На них напали пир-р-раты?
— Хороший вопрос. На этот хороший вопрос я искал хороший ответ еще год. Я разговаривал и с индейцами, и с английскими пиратами, и с испанцами. Мне кажется, что я переговорил со всеми здесь, в Америке. Теперь я знаю все про войну с эскимосами, знаю пятнадцать различных способов копчения мяса и рыбы, теперь я брат вождя племени Ченигото и почетный шаман деревни Эль-Пасо. За это время я научился говорить по-португальски, играть на флейте и кидаться топором. Последнее очень пригодилось. Но того, что хотел узнать, узнал немного. Узнал, что на том галионе из Европы приплыла летучая мышь — вампир и личный друг королевы Изабо. Когда Изабо сожгли на костре, что, в сущности, правильно сделали, мышка решила спастись от инквизиции в Новом Свете. Сменила имя, залезла на корабль и уплыла. Когда она добралась до Америки, то не захотела расстаться с командой, пришедшейся ей по вкусу.
А за месяц до катастрофы боцман корабля…
— Боцман, скотина, — сказал Быстрый Олень, — он поймал меня на сушеную грушу, мерзавец. Я был тогда совсем маленький.
— Таких подробностей я не знал, но то, что на корабле был енот — это известно. Не думал я, что он спасся. Как тебе удалось выбраться?
— Мне помог Ханинг Айн. Но где корабль затонул, не могу точно сказать. Я в клетке сидел, мне не до того было. Когда удалось выбраться на берег, думать про море мне уже не хотелось.
— Я на тебя, дружище, и не рассчитывал, — Вюртемберг погладил его уши, — просто стал искать Ханигейма — уж он-то знает, где золото. Он же в клетке не сидел. Так что летучая мышь теперь — очень опасное существо, если кто узнает, а многие из интересующихся наслышаны о нем и о еноте, то могут случиться неприятности.
— Пума, — сказал он, — на рассвете я уйду и заберу с собой приблудившегося Ханинга, имеющего дурную привычку без спроса залезать в чужие дома, и попрошу Быстрого Оленя отправиться со мной. Он мне поможет.
— Хорошо, — сказал Енот, — согласен.
— Все, пора спать.
На прощание Пума протянула ему руку, фон Вюртемберг осторожно, с видимым испугом пожал ее твердую, как деревяшка, ладонь.
Ночью Пуме несколько раз казалось, что по дому на мягких лапах ходят львы и драконы. Львы терлись гривами о косяки дверей, а драконы пели с португальским акцентом на два голоса, выпуская струи красного пламени: