На этой неделе я буду уже у американской границы, и можешь представить волнение, с которым я ожидаю дня встречи с тобой. Знаешьлиты, что круглые сутки я зову тебя? Я говорю: «Дора, где ты?» Никто не отвечает. Я расстраиваюсь, но говорю себе: «Она дома, но я слышу рядом ее шаги». Через неделю нас будут разделять только три дня. Доброй ночи. Сиди спокойно в кресле и позволь мне стоять на коленях около тебя и говорить о моей любви.
Я люблю тебя. Рико.
28 октября он спел в концерте, доход от которого пошел в «Фонд Образования» города Мехико, а 30-го — в «Манон Леско» Пуччини. Его прощальное выступление состояло из третьего акта «Любовного напитка», третьего акта «Марты» и первого акта «Паяцев». После него он телеграфировал мне: «Каждая ария встречалась овацией, а после окончания публика устроила нечто совершенно невероятное. Присутствовало двадцать пять тысяч человек. Я счастлив, что побывал здесь, узнал эту страну и ее восторженный народ, который постоянно вызывал во мне творческое волнение».
А затем Энрико приехал. Это было чудесно. Так как мы писали обо всем каждый день, нам не надо было много рассказывать друг другу: мы начали жить с того момента, как встретились. Все, что говорил Энрико, касалось настоящего или будущего, но не прошлого. Я никогда не встречала людей с таким уникальным качеством. Ведь повторение того, что уже известно, часто раздражает. Он привез мне различные подарки: белье, драгоценности, веера и кружева. Мне все нравилось, и скоро мы опять почувствовали себя так, как будто никогда не расставались. Фучито опять играл «Еврейку». Когда Энрико внезапно появлялся в дверях и говорил: «А! Ты здесь, моя Дора!», я чувствовала себя невыразимо счастливой и не находила слов, чтобы объяснить ему, что он значит для меня. Единственное, что я могла сказать:
— О, как бы я желала, чтобы ты был беден и пел не лучше, чем другие. Ты узнал бы тогда, как сильно я люблю тебя.
Глава 6
Энрико не отдыхал ни одного дня после возвращения из Мексики, но у него перестала болеть голова, он отлично чувствовал себя и был полон энергии. Перед сном он обычно просматривал клавир «Еврейки» — в другое время он этого не делал. Он говорил, что когда делает это перед сном, то учит свою партию в течение ночи. Каждое утро он репетировал эту оперу в «Метрополитен», так как должен был петь в ней через десять дней после открытия сезона. Он открывал сезон «Тоской».
Кроме репетиций он напевал пластинки в Кэмдене для компании «Victor». Эту работу он считал более трудной, чем выступления в опере, и терпеть ее не мог.
— Утром мой голос еще не разогрет, петь тяжело, — говорил он. Первые записи его голоса были сделаны не компанией «Victor». В 1896 году в Италии он записывался на восковых цилиндрах и аппарате для записи пластинок, присланном из Германии. Во время записи эта машина сломалась, и из Берлина прислали другую. В 1898 году он напел еще несколько пластинок для небольшой итальянской компании, которую потом поглотил «Victor». Первые его записи для «Victor» сделаны в 1903 году в Карнеги Холле, где оборудовали студию, и так как контракт не был заключен, он получал деньги наличными по чеку.
С того времени началась его дружба с мистером Кальвином Годдардом Чайлдом — главой этой компании.
Первые пластинки Карузо были:
«Vesti la giubba» — «Паяцы» Р. Леонкавалло (Ариозо Канио из 1-го акта),
«Celeste Aida» — «Аида» Д. Верди (Романс Радамеса из 1-го акта),
«Una furtiva lagrima» — «Любовный напиток» Г. Доницетти (Романс Неморино из 2-го акта),
«La donna ё mobile» — «Риголетто» Д.Верди (Песенка Герцога из 4-го акта),
«Е lucevan le stelle» — «Тоска» Д. Пуччини (Ария Каварадосси из 3-го акта),
«Recondita armonia» — «Тоска» Д. Пуччини (Ария Каварадосси из 1-го акта),
«Le Reve» — «Манон» Ж. Массне (Грезы де Грие из 2-го акта),
«Siciliana» — «Сельская честь» П. Масканьи (Серенада Туридцу из 1-го акта),
«Di quella pira» — «Трубадур» Д. Верди (Стретта Манрико из 3-го акта).
Популярность этих пластинок обеспечила Энрико его первый контракт с фирмой «Victor». В студии в Кэмдене (в Нью-Джерси) он пел в небольшой квадратный рупор, соединенный со звукозаписывающей машиной. Оператор, управлявший машиной, находился за перегородкой. Он подавал сигналы через небольшое окошечко. Заходить за перегородку никому не разрешалось, так как техника записи составляла тайну компании. Музыканты, аккомпанировавшие Энрико, сидели позади него на табуретах разной высоты. Это позволяло соизмерять силу звучания певца и оркестра, так как усилителей в то время не было. Он начинал с того, что пропевал вещь с оркестром. Затем указывал, что нужно изменить, и пел снова.