— Конечно одолжу, — ответила я.
У меня хранились двенадцать маленьких ложечек, доставшихся от бабушки, которые составляли мое единственное богатство.
— Отец ребенка — известный вокальный педагог, и Карузо согласился быть крестным отцом, - продолжала она, - вы можете пойти со мной, если хотите.
Я с благодарностью приняла это предложение и стала размышлять, какое из своих двух платьев надеть — темно-синее саржевое или голубое шелковое. Я остановилась на шелковом и большой красной шляпе.
Когда я пришла, гости еще не вернулись из церкви. Было очень приятно находиться в доме, где пахло свечами и пирогами. Я ждала всех на лестнице. Вокруг шептались специально нанятые для этого случая слуги. Внезапно дверь открылась, и я услышала заразительный смех и итальянскую речь. Вошел человек в длинном пальто с меховым воротником, и я не столько услышала, сколько почувствовала, что рядом зашептали: «Карузо».
Он первым стал подниматься по лестнице, остановился на полпути и посмотрел на меня. Какой-то внутренний голос сказал мне, что я стану его женой. Мисс Б. познакомила нас, представив меня по-итальянски. Карузо ответил на чистом английском языке. Затем она снова обратилась к нему. Я догадалась, что она приглашала его к нам на обед. Карузо подождал, пока она закончит, а потом обратился ко мне:
— Это будет в доме вашего отца?
— Да, мистер Карузо, — еле нашла я силы ответить.
Когда отец узнал, что Карузо будет обедать у нас, он сказал мисс Б.:
— Это очень хорошо. Вы еще, может быть, споете в «Метрополитен».
В день обеда мисс Б. много времени провела на кухне, готовя специальные соусы и неаполитанские кондитерские изделия. Карузо приехал в огромной синей фетровой шляпе и большом плаще, перекинутом через плечо. На нем был синий в крапинку пиджак с вельветовыми отворотами, кремовая шелковая рубашка, белые чулки и черные лакированные туфли. (Это был костюм, в котором он пел в опере Г.Шарпантье «Жюльен». Он объяснил мне потом, что оделся так, чтобы я запомнила его.)
За обедом он в основном говорил по-английски с отцом и, казалось, не обращал на меня никакого внимания. Через несколько дней он прислал нам три билета на «Аиду» с его участием. Места находились в первом ряду над духовыми инструментами. После этого посещения Карузо стал частым гостем у нас. Мисс Б. и отец только и говорили о музыке. Карузо слушал. Он продолжал присылать нам билеты и всегда над группой ударных. Отцу это не очень нравилось, но он, конечно, ничего не говорил Карузо. Иногда, когда Карузо не пел, он приглашал нас с мисс Б. кататься на машине. Она говорила мне, что он приглашает меня только потому, что у него на родине не принято, чтобы незамужняя женщина оставалась наедине с мужчиной. В машине Карузо сидел между нами и рассказывал истории из своей жизни. Говорил он всегда по-английски.
Мы уже знали друг друга около трех месяцев, когда однажды (это было в феврале) после возвращения с такой прогулки я собиралась на обед к моим старым друзьям и Карузо предложил подвезти меня. Отец, к моему удивлению, разрешил. Певец помог мне сесть в машину, назвал адрес шоферу и, сев рядом со мной, сказал:
— А когда мы поженимся, Дора?
Отец очень часто говорил:
— Не могу понять, что привлекает Карузо в нашем доме. В мисс Б. он не влюблен, а к тебе относится как к ребенку.
Ему не могло прийти в голову, что тот приходит из-за меня.
В тот день, когда Энрико пришел просить у отца согласие на наш брак, я дрожала от страха. В моей комнате был слышен разговор, который они вели в библиотеке. Я услышала, как, поздоровавшись, Энрико сказал:
— Я пришел просить руки вашей дочери.
Последовала пауза, после которой отец ответил, что согласен. Я думаю, он был слишком удивлен, чтобы сказать «нет».
Отношение ко мне мисс Б. изменилось, когда она узнала о сделанном предложении. Она обвиняла меня в том, что я знала о ее любви к Карузо, и поклялась любыми способами помешать нашей свадьбе.
На лето мы сняли дом в Спринг-Лейке, и Энрико часто
приезжал, чтобы провести с нами уик-энд. Он учил присланные ему рукописные ноты Джорджа М. Кохана «Over There» («В дальний путь»), а я выправляла его произношение.
С того момента, как отец дал согласие на наш брак, он очень тепло принимал Энрико и с нетерпением ожидал его приезда. Поведение мисс Б., когда мы были все вместе, оставалось вежливым, но наедине со мной она повторяла свои угрозы.
Однажды утром в августе я почувствовала перемену в настроении отца. Он получил письмо от своего душеприказчика, в котором сообщалось то, что мы уже знали относительно родни Карузо и его состояния. В нем содержались восторженные похвалы характеру певца и бесконечные поздравления.