На десятый день в полдень, когда мы с доктором Стеллой находились у постели Энрико, Дзирато доложил о том, что итальянский посол просит разрешения повидать больного. Доктор вышел из комнаты и через минуту вошел с Роландо Риччи, послом Италии в США. Это был высокий стройный мужчина с красной гвоздикой в петлице. Не сказав ни слова, он поцеловал мне руку и долго смотрел на Энрико. Затем, наклонившись к его лицу, он сказал негромким, но твердым голосом:
— Карузо! Я пришел от имени твоей страны и твоего короля. Они хотят, чтобы ты жил.
Прошло несколько минут... и я услышала слабый голос:
— Позвольте мне умереть на родине.
— Последний раз я слышал вас в Лиссабоне в «Кармен», — сказал посол. Он вынул из петлицы гвоздику и вложил ее в руку Энрико.
— Не в «Кармен». Шла опера «Сид», — прошептал Энрико.
Он хотел поднести цветок к губам, но не смог. Глубоко вздохнув, он уснул и спал на сей раз спокойно и без стонов.
Во время болезни Энрико со всех концов мира приходили тысячи писем. Дети писали, что они молятся за него, католические священники и раввины обращались к прихожанам с призывами молиться за жизнь Энрико. Простые итальянцы предлагали древние способы лечения: массаж с луком и листья салата на шею. Присылали освященные четки и медали, священные картины и даже мощи святых. Я развесила все это на стене вокруг изображения Мадонны и, как только Энрико оказался вне опасности, написала всем письма, в которых благодарила за участие. Однажды, когда я писала в студии письма, открылась дверь и вошел какой-то человек. Он быстрыми шагами подошел ко мне и громко сказал:
— Я Иисус Христос. Я пришел, чтобы повидаться с Карузо.
— Вам надо поговорить с его секретарем, — ответила я и послала за Дзирато. Этот случай подсказал мне, что надо поставить у дверей охрану, и я вспомнила о человеке, который стал бы охранять Энрико, не щадя своей жизни. Это был старый Скол — глава клаки «Метрополитен» по вечерам и мастер по производству зонтиков днем. Я не знала человека, который любил бы Карузо сильнее, чем этот маленький немецкий еврей. После каждого спектакля он ждал Энрико у служебного входа, чтобы открыть дверь его машины и услышать любимый голос:
— А, Скол. Спасибо. Спокойной ночи.
Однажды он был вознагражден. Энрико собирался напеть для компании «Victor» песню «Eli, Eli» на еврейском языке. Мы возвращались тогда в Нью-Йорк поездом, Энрико послал Дзирато, чтобы тот привел Скола в наше купе. Скол сел на край сиденья, ожидая, что скажет Энрико. Со своим длинным, спокойным, плоским лицом и шапкой седых волос он выглядел, словно иллюстрация к старому стихотворению для детей.
— Скол, вы можете научить меня произносить эти слова?
Маленький Скол взял нотный лист, протянутый ему Энрико, и прочел текст.
— Да, могу, синьор Карузо.
Он научил Энрико правильно произносить все слова, затем встал, поклонился и ушел. Заметив выражение гордости и достоинства на его лице, Энрико сказал:
— Скол — мой настоящий друг.
Таков был Скол, на которого пал выбор: ему предстояло сидеть за столом у нашего входа с книгой для записи посетителей. Он перестал быть специалистом по зонтам. Он стал архангелом Михаилом, охраняющим небесные врата.
Глава 14