Во второй коробочке оказалось кольцо с превосходной черной жемчужиной. Я взяла его руку в желтой перчатке и прижала ее к своей щеке.
Все мы — Глория, Нэнни, Брунетта и Марио, Энрикетта и Пунцо — были готовы плыть на борту парохода «Президент Вильсон». Мимми остался, так как собирался в летний лагерь. Уже запаковали 38 чемоданов, и только чемодан с нотами еще не был собран. Мы взяли кроватку Глории, складную коляску, игрушки, коробки с кукурузными хлопьями и бутылки с молоком от фирмы «Уолкер-Гордон». В тот момент, когда я заказывала по телефону молоко, в комнату вошел Энрико.
— Когда я был ребенком, меня не кормили специальным молоком.
— Тебя кормила мать?
— Нет, у матери было мало молока. Она родила кучу детей: двадцать мальчиков и одну девочку. Я был девятнадцатым по счету мальчиком. Одна женщина, графиня, очень благосклонно относилась к моей матери. У нее умер ребенок, и она очень горевала. Мать обратилась к ней: «У меня нет молока для маленького Энрико. Не могли бы вы кормить моего малыша?» И она кормила меня своим молоком. Может быть, поэтому я отличаюсь от всех в нашей семье.
Накануне отплытия мы в последний раз вышли прогуляться. Энрико сказал, что ему надо зайти в одно место, чтобы уплатить по счету.
— Пойдем сначала туда. Я не хочу оставаться должником.
Я не знала, что мы пошли к одному из врачей, имевшему рентгеновский аппарат. Врача не застали, и нас принял его молодой ассистент. Мы уже попрощались и уходили, когда тот остановил нас.
— Между прочим, мистер Карузо, ваше ребро уже выросло на полдюйма.
Мое сердце дрогнуло.
— Мое ребро?
То, что произошло потом, нельзя было предотвратить. Молодой врач принес снимки и показал их Энрико. Когда дверь за нами закрылась, Энрико пристально посмотрел на меня.
— Дора! У меня нет ребра!!!
Я взяла его за руку и повела к машине.
— Не вернуться ли нам домой? — сказал он. - У меня нет сегодня желания гулять.
По пути домой он молчал. Я тоже, потому что ничто не смогло бы его утешить. Дома он сразу направился в студию, где Фучито упаковывал ноты.
— Не трудись, Фучито, — сказал он. — Я решил не брать с собой ничего.
Он медленно подошел к роялю и осторожно закрыл крышку.
Глава 15
Мы прибыли в Неаполь, когда заходило солнце. Вдали дымился Везувий. Рядом с нами стоял Пунцо, глядевший как зачарованный на свой родной город, освещенный золотым сиянием. Во время путешествия он был невероятно рассеян и постоянно забывал, что ему говорили. На этот раз Энрико вспыхнул.
Ты опять лентяйничаешь, как обычно? Где твоя голова? Ты забыл, что надо работать? Иди и собирай вещи.
Когда он ушел, Энрико сказал:
— Бедный Пунцо. Я купил ему и его жене дом в Неаполе и положил на их имя деньги в банк. Мы никому не скажем, что он был моим слугой, а будем говорить, что он мой ассистент. Пунцо — гордый человек, а здесь его дом.
Отдохнув несколько дней в Неаполе, мы поплыли через залив в Сорренто, где сняли этаж в отеле «Виктория». Энрико очень нравилось, что все комнаты выходили на крытую террасу с видом на Средиземное море и Неаполь вдали. Рядом с нашей спальней находилась комната, в которой Энрико отдыхал и смотрел на итальянское небо, по которому так скучал. Гостиная была обставлена довольно странной мебелью в стиле Людовика XVI. В ней стоял большой позолоченный рояль. Мне сначала это не понравилось, но когда Энрико объяснил, почему ему нравится эта комната, я изменила свое мнение. Он сказал:
— Эти стулья такие жесткие и неудобные, что те, кто станет приходить к нам, не будут долго задерживаться.
Мы обедали на веранде. Там же Энрико учил Глорию первым итальянским словам и ходьбе. Он отдыхал и спал целую педелю, после чего почувствовал себя настолько хорошо, что решил выйти в сад и даже осмотреть город. Доктор Стелла предупреждал меня, что Энрико ,не следует переутомлять свое сердце. В то же время он советовал не говорить об этом Энрико, так как это может задержать выздоровление. Поэтому я не сообщала об этом ни его родственникам, ни друзьям, зная, что они могут проговориться. Он знал только то, что в центре последнего разреза есть незаживший участок — не больше булавочной головки, и каждое утро я смазывала его йодом, а потом перевязывала.
Мы посетили превосходный старый магазин белья. Энрико любил и собирал полотняное белье, и хотя одна из комнат в Синье уже напоминала склад текстиля, мы купили несколько дюжин прекрасных кружевных скатертей, вышитых монахинями. Он объяснил, что все это полежит до замужества Глории. Население относилось к нему с не меньшим почтением, чем к кардиналу. Все улыбались и приветствовали его. Дети робко протягивали букеты цветов и отказывались от платы. Каждый день рано утром из Аяно на пароходе привозили горячую грязь. Марио приносил ее на террасу, и Энрико грел руку и пил кофе. Он был убежден, что эго ему поможет. Каждый день мы ходили купаться на отмель, где рыбаки оставляли на ночь свои лодки. Иногда они брали нас с собой. Энрико загорел, и рубец на спине очень сильно выделялся. Рыбаки часто смотрели на него, но пи о чем не спрашивали.