Через неделю начинались концерты Энрико на открытой эстраде в Центральном парке. До парка нас сопровождал эскорт полиции на мотоциклах. Когда я села на место, мэр преподнес мне букет превосходных американских роз, перевязанных красной, белой и голубой лентами. Я подумала: «Как был бы зол отец, если бы видел меня».
В тот же момент голос Энрико и все окружающее показались мне сном. Я снова услышала звук отцовского ключа, открывающего дверь.
После концерта, во время ужина, Энрико спросил меня:
— Дора, что у тебя с руками?
Мои руки были покрыты царапинами.
— Это розы. Я вспомнила отца.
— Ты скоро забудешь все и не будешь никого бояться, — сказал Энрико.
В течение пяти дней мы стояли на Азорских островах, загружаясь углем. В клубах черной пыли на борт парохода карабкались люди, неся за спинами корзины с углем.
— Сойдем на берег, — сказал Энрико, — я найду машину.
Машина оказалась очень старым «Фордом», с облезшей краской, открытым и без рессор. Первым делом мы поехали на почту, где Энрико купил португальские марки для своей коллекции.
Я изумилась, когда услышала, что он бегло разговаривает по-португальски, и спросила, откуда он знает этот язык.
— Я часто пел в Бразилии.
— Но ты ведь не знаешь русского языка, хотя и пел в Петербурге?
— В Бразилии я бывал очень часто.
Каждый день я открывала в нем что-нибудь новое. Проучась в свое время в школе только один год, он говорил на семи языках.
Наконец мы снова поплыли. В один из прекрасных, спокойных дней я лежала в шезлонге, наблюдая за Марио. Он принес на палубу стол, затем стул. Проверил, все ли прочно стоит, и разложил на столе бумагу, линейку, чернила и ручки.
— Как поживает Брунетта? — спросила я.
— Очень страдает от морской болезни.
В это время на палубу вышел улыбающийся Энрико. Он сел за стол и вынул очки. Марио подал ему лист старой бумаги с полустертыми нотами.
— Это прекрасная неаполитанская песня. Она называется «Tu ca nun chiagne» («Ты, которая не плачешь»). Я перепишу ее, - сказал Энрико.
Он принялся за работу. Марио ушел.
— Готово, — сказал Энрико и подал мне листок, на котором очень аккуратно и красиво были написаны ноты.
— Как тебе это удалось? — спросила я.
— Когда мне было восемнадцать или девятнадцать лет, я хотел учиться пению, но у меня не было денег. Днем я работал на мельнице у отца. Это была отличная работа — она немного утомительна, но сделала меня сильным. Денег я, конечно, не получал. И вот, чтобы заработать, я по вечерам садился на тротуар под фонарем и переписывал ноты для тех, кто учился петь. За это я получал несколько лир и мог купить себе ботинки: на уроки приходилось далеко ходить. Когда мы будем в Нью-Йорке, я запишу эту песню. Это будет превосходная пластинка.
Глава 2
В Нью-Йорке нас встречали Дзирато — секретарь Энрико (в настоящее время менеджер Нью-Йоркского филармонического симфонического оркестра) и Фучито — его аккомпаниатор, а также обычная толпа репортеров и поклонников. После тревожных событий в Италии было приятно вернуться в спокойную страну, где живет бодрый и довольный своей судьбой народ, и ехать с преданным шофером Фицджеральдом на удобной маленькой «Ланчии» в «Никербокер-Отель». Наши номера состояли из четырнадцати комнат, были заново отделаны и заполнены цветами. Они помещались на девятом этаже и выходили на 42-ую стрит и Бродвей. Столовая была угловой комнатой. На 42-ую стрит выходили: студия Энрико, его гардеробная и комнаты Мимми, Дзирато и Марио. На Бродвей: наша спальня, салон, комната Энрикетты и две новые комнаты, предназначенные для ребенка.
Марио следил за распаковкой нашего багажа. Он распределил обязанности между всеми: Фучито занялся чемоданом с
нотами, чемоданом с бумагами — Дзирао, Энрикетта — моими вещами, а сам он - багажом Энрико. Энрико всегда путешествовал со своими одеялами, простынями и наволочками, так как любил полотняное белье и где бы ни спал — в поезде, в отеле или на корабле — оно должно было меняться каждый день. У него были специальные подушки и два клиновидных матраца, которые подкладывались под обычные, чтобы при путешествии Энрико случайно не упал с кровати.
Специально сделанный чемодан содержал парфюмерию, пульверизаторы, ингаляторы и всевозможные лекарства, предназначенные для поддержания в порядке горла Энрико. Когда я впервые увидела эту гору багажа, то испугалась. У Марио имелся перечень всего, что находилось в чемоданах, а внутри каждого из них на крышке был наклеен список содержимого. Когда сверка заканчивалась, списки передавались Энрико: все это делалось для того, чтобы избежать потерь и несправедливых обвинений в том, что слуги забыли положить какие-то вещи.