“Я был в палаццо делла Фонте со своими друзьями, как вдруг ко мне подошел хозяин гостиницы и сказал: “Карузо умер”. Эта зловещая новость всех опечалила. Партия в карты была прервана. Я положил карты на стол и поднялся к себе в номер. Не в силах владеть собой, я со слезами упал на кровать. Моя жена, как и я, пораженная новостью, пыталась утешить меня, тем более что я уже несколько дней чувствовал себя плохо. Последний раз, когда я навестил Карузо в гостинице “Вандербильд”, было очевидно, что скоро конец… И, несмотря на это, я не мог себе представить, что великий артист, на долю которого выпало столько лавров, артист, вызывавший восторг во всем мире, теперь только холодный труп, воспоминание. Вечером я не вышел к ужину - я не мог притронуться к еде. Владелец гостиницы делла Каза предложил мне на следующее утро ехать в Неаполь в его автомобиле. Мы прибыли в город в нестерпимую жару. Бесценный прах был выставлен в одной из зал гостиницы “Везувио”. А перед своим славным сыном шел весь Неаполь. Он отдавал дань тому, кто стал самым популярным певцом на всем земном шаре, в золотом голосе которого отражались сияние родного неба, игра моря, огонь Везувия…
Я вошел в гостиницу. Мой взгляд надолго приковался к застывшему лицу Карузо. Рыдание сжимало горло. Положив цветок па грудь, я вышел. На траурной мессе меня попросили спеть, но, почувствовав, что волнение сильнее меня, я отказался. Во Фьюджи я возвратился уже в полночь. Меня лихорадило. На утро температура поднялась до тридцати девяти. Пятнадцать дней я пролежал в постели. Из окна были видны горы. Часами меня мучили зловещие видения. Я видел своего ушедшего друга. К вечеру, когда поднималась температура, я чувствовал опустошенность, хотелось умереть”.
Похороны Карузо состоялись 5 августа. На памяти неаполитанцев еще не было подобных… Грандиозный кортеж направился от отеля “Везувио” через главные улицы города к исторической базилике святых Франчески и Паоло. На траурной мессе присутствовали городские власти, представители театров, институтов, учреждений с флагами и знаменами, все скорбящее население города - бесконечное, поистине несметное количество людей с цветами и флягами. В величественном соборе, одетом в траур, парит печальный голос, поющий южную пленительную песнь - “Молитву” Алессандро Страделла. Это голос певца Фернандо де Лючиа из театра Сан Карло. Он закончил песнь рыданием над гробом ушедшего друга и согражданина, что еще увеличило волнение всех присутствующих.
Прах Карузо погребен в Неаполе, на кладбище Пьянто, в специально возведенной капелле (построенной родными певца), где он находится и по сей день.
К середине сентября 1921 года из Америки в Неаполь была доставлена огромная восковая свеча весом в пять центнеров - дар американского народа. Она должна зажигаться раз в год перед изображением богоматери в память великого артиста. Свечу отлили в Нью-Йорке по заказу “Объединенных больниц”, институтов и приютов Америки, которым Карузо оказывал помощь в течение многих лет.
По подсчетам, эта гигантская свеча должна гореть пятьсот лет, если ее будут зажигать раз в год на двадцать четыре часа. Все американцы, получившие в свое время помощь Карузо, призвали Помпейскую мадонну хранить итальянского тенора, который “не имеет себе равных в искусстве и щедрости”. Пусть он спокойно спит в своей земле, около моря, которое он так любил, рядом со своими воспоминаниями, оберегаемый глубокой, ревностной любовью своего народа.
В течение многих лет хрустальный гроб был открыт, и посетители из всех стран мира могли созерцать великого артиста. А он лежал спокойный и сильный, такой, каким был в жизни и на сцене, когда щедро расточал сокровища своего искусства и своего сердца.
Лет пятнадцать спустя хрустальный гроб закрыли, и сейчас могилу украшает только барельеф мадонны. Точнее, сокрытие гроба осуществлялось в два приема: в 1931 и 1933 годах. В течение лета 1933 года лицо певца сильно изменилось, и власти приняли решение полностью закрыть гроб.
Однажды вечером, когда я возвращался в Неаполь с кладбища, где долго созерцал еще не тронутое тленом лицо Карузо, мне почудилось, что в весеннем воздухе звенят прощальные легкие звуки его голоса, трепещут крылья далекой, невидимой музыки. Вспомнились стихи из “Ночной флейты” Артура Графа:
Под ночным померкшим небом
С вершины одинокого, покрытого зеленью холма
Флейта в спокойной потаенной тени
Сладко ноет, лепечет, вздыхает.
Над далекими холмами, в немом воздухе,
Переливаясь, кружатся медленные звуки.
И сладок плач, и еще слаще мечта,
Светлая, тяжелая, дрожащая и высокая.
Казалось, что в этих мелодичных стихах я видел тайны и чаяния великого артиста.
Восторженное почитание
Смерть Карузо вызвала глубокий траур во всем мире. Память о его искусстве жила много лет во всех странах, и особенно в Америке, ставшей для него второй родиной. Еще и сейчас в этой стране с глубокой грустью вспоминают о его трагической кончине. До сих пор чтят память Карузо и слушают записанный на грампластинки его голос.
Неаполитанская газета “Рома” напечатала в 1937 году волнующую статью о Карузо:
“Дон Гаэтано, сторож часовни, рассказывал посетителям, указывая на еще не тронутое временем лицо Карузо: “Посмотрите, он там такой, каким его привезли сюда, он совсем не изменился”. Дон Гаэтано - старик. Он помнит многое. Он всегда улыбается. Общество мертвых не вызывает у него грусти. Наоборот, оно придает ему силы против всех зол: “Смерть одинакова для всех, но для Карузо - это другое. Иногда я с удивлением вижу - подойдут к нему и начинают разговаривать. А я слушаю и ничего не понимаю. Приезжают со всех стран… И по тому, как говорят, я думаю, они каким-то таинственным образом получают ответ. Ну, почему бы и нет? Всякое может быть”.
Старый сторож говорит много, ему есть что рассказать. Каждый день он видит многих иностранных посетителей, особенно из Америки. Все смотрят на него, как на привилегированное существо, - он-то может видеть Карузо когда и сколько захочет. Он живет бок о бок с ним. Иногда он может прикрыть дверь и надолго остаться с ним вдвоем, хоть на целый день.
“Многие просили меня об этом, - продолжает дон Гаэтано. - Да вы шутите, - отвечаю я им, - на мне такая ответственность, что дрожь берет. Однажды здесь был один синьор, американец. Хорошо одет, интеллигентный, с переводчиком. Долго смотрел он. Потом переводчик рассказал, кто это такой. И знаете кто? Однажды вечером, когда Карузо пел в доме миллионера Вандербильта, тот получил анонимное письмо, в котором говорилось, что если он не оставит дверь от балкона открытой, то дворец взлетит на воздух от динамита. Человек, который стоял рядом со мной, и был тот, кто приготовил динамит. А цветам нет конца. Как только гроб с телом великого тенора появился в часовне, одна синьора с лицом, закрытым вуалью, приносила каждый день букетик фиалок. Шло время. Вместо синьоры появился старый слуга. Пришло время, когда фиалки стали приходить по почте, а потом совсем перестали появляться. Должно быть, и она умерла”, - утверждает дон Гаэтано. - Умерла? Почему? Может быть, она просто перестала их посылать? - возражаю я Гаэтано. Дон Гаэтано качает головой. “Я скажу об этом по-своему: вы думаете, синьоре надоело приносить или присылать фиалки? Быть этого не может. Я больше вас понимаю, потому что я хорошо знаю этот народ. Она умерла, и другого быть не может”.
Часто к дону Гаэтану приходят письма с оплаченным ответом. Люди хотят знать о том, как сохраняется прах великого Карузо, какие почести ему оказываются. Дон Гаэтано отвечает как может и когда может. Иногда ему помогает внук. Но за гробом следит только он один.
“Какая ответственность! - восклицает дон Гаэтано. - Представьте себе, однажды пришла старая синьора с чемоданчиком в руках. После обычных речей она открыла чемодан и стала пристраивать граммофон. Знаете, чего она хотела? Она хотела слушать пластинки там, внутри, в его присутствии, закрыть глаза и представить, что он снова жив! Сначала я оторопел. Я не знал, что делать. С одной стороны, я был возмущен, а с другой стороны, прослушать пластинки Карузо каждому… Но тут же опомнился, схватил ее чемодан и выгнал синьору, которая что-то бормотала непонятное. Здесь говорить-то нужно вполголоса, не то что петь! Не так ли?”