- О-о! Вы заставили меня потерять столько времени.
- Сожалею, - сказал старик все с той же лукавой улыбкой, - но это был оригинальный голос Карузо. Такое случается ведь не каждый день.
Что было делать… Я попрощался с ним и вышел, по дороге проклиная его. А ныне, по прошествии двадцати лет, я с благоговением вспоминаю славного старика из Пезаро, знавшего истинный толк в вещах. Он был прав.
В наши дни пластинки Карузо (оригинальные, а не репродуцированные) найти так же трудно, как редкие марки и монеты. И когда нам приходится слышать его записи по радио, то это не что иное, как много раз переписанный голос, к которому уже позже был добавлен большой оркестр. В действительности же, за исключением самых последних записей неаполитанских песен, Карузо пел в грамстудии в сопровождении фортепиано.
Никто не хочет терять голоса Карузо. Его удел жить окруженным любовью почитателей оперной музыки. Дома звукозаписи работают над переозвучиванием пластинок Карузо. Недавно одно из самых крупных таких учреждений, RCA Italiana, выпустило долгоиграющие пластинки со многими произведениями в его исполнении, пытаясь устранить дефекты старых записей и не менее серьезные дефекты, вызванные изношенностью пластинок. Интересно привести в этой связи сообщение RCA Italiana, в котором говорится о важных технических находках:
“Записи Энрико Карузо произвели на нас глубокое впечатление. Мы с волнением слушали знаменитый голос в сопровождении необычного звучания инструментальных ансамблей или фортепиано. Это объясняется не плохим исполнением, а тем, что в то время при записи на фонографе обращали внимание лишь на звучание голоса. Средства звукозаписи были тогда очень скромными, главной задачей являлось записать голос Карузо. Именно вокалисты сделали пятьдесят лет назад популярным “фонограф”, как неточно называли тогда аппарат звукозаписи. Запись того времени не ставила перед собой цель познакомить слушателей с тонкостями симфонической или камерной музыки. Лишь голоса, способные разбивать стаканы на расстоянии (говорили, что стакан лопался от голоса Карузо), представляли интерес для звукозаписи.
Но, несмотря на все недостатки старых записей, пластинки Карузо имеют большую документальную ценность. Ведь нам важно прежде всего знать, каким был голос великого артиста, а современные перезаписи, сделанные на основе старых, вполне удовлетворительны. Трудно поверить, что записи Карузо, сделанные в начале нашего века, были многочисленными. Но и того, что дошло до нас, более чем достаточно, чтобы составить представление о певце. При этом оно не будет очень отличаться от того, какое было у современников.
Любителям музыки интересно будет узнать, что в настоящее время выпущено шесть долгоиграющих пластинок (на 45 оборотов), на которых записано большое количество музыкальных произведений в исполнении Карузо. Это своего рода небольшая антология его огромного репертуара. Она включает отрывки из “Тоски”, “Богемы”, “Манон” Пуччини, “Риголетто”, “Силы судьбы”, “Трубадура”, “Аиды”, “Макбета” Верди, “Марты” Флотова, “Ксеркса” Генделя, “Кармен” и “Искателей жемчуга” Бизе и знаменитые песни того времени: “Светящееся окно”, “О мое солнце”, “Летняя луна”, “Выйди к морю”. Все это - блестящий опыт современной техники звукозаписи, которая помогла свести к минимуму шумы оригинальных пластинок. Об аккомпанементе уже говорилось вначале. Он достаточен, чтобы поддержать великолепие голоса. Дикция певца может показаться несколько архаичной, но голос, вне всяких сомнений, - блистательный оргáн. Новые пластинки ярко свидетельствуют об этом”.
Искусство Карузо, представленное даже старыми пластинками, ярко, возвышенно и изящно. Как он отличается от многих современных певцов, как возвышается над ними, несмотря на различное качество звукозаписи! Когда слушаешь голос Карузо, кажется, что сливаешься с ним. Голос расцветает многообразием оттенков, живет и трепещет в совершенном слиянии страстей, контрастов, лирических и драматических переживаний… Но дух Карузо повелевает голосом. Это чувствуешь даже тогда, когда слушаешь изношенные, стертые грампластинки. Господство духа над голосом - одно из главных достоинств артиста. Примером может служить его исполнение фразы “Не говори о смерти мне, не мучь меня тоскою…” в партии Альфреда из последнего акта “Травиаты”. Разумеется, одной музыкальной фразой не охарактеризуешь сущность артиста. Но этот пример говорит о том, что певец жил музыкой и ее содержанием. Эта фраза прославила Станьо. Но не знаю, что сказал бы великий певец из Палермо, если бы услышал ее в исполнении Карузо.
Приведем несколько других примеров. Интерпретация Карузо знаменитой неаполитанской песни “Неблагодарное сердце” особенно характерна: слова звучат ярко, чувство достигает высочайшего лиризма, звуки тонут в красочном ореоле. Карузо молитвенно поет: “Core, core ingrato” (“Сердце, сердце неблагодарное”). Звук фа сначала полуоткрыт, потом звучит с грустным оттенком, льется неторопливо, затем сила его растет, выражая всю глубину скорби. Повторение этой фразы производит огромное впечатление, свидетельствует об удивительном мастерстве артиста. Сотни и сотни находок отличают исполнение певца и в опере “Манон”, и в “Риголетто”, и в “Сельской чести”… Много находок в арии Лионеля из оперы “Марта”. В “Паяцах” грусть, тоска и удивительно искреннее рыдание, звучащее в финале первого действия, вызывали восхищение зрителей и критиков во всех странах. (Этот финал существует и в старой записи.) Имитировать Карузо здесь просто невозможно. Нет слов, которые могли бы описать все смятение чувств и блестящее сочетание звуков, льющихся из волшебного горла Карузо.
В арии “A te, o cara” (“Тебе, о дорогая”) из оперы “Пуритане” Беллини в исполнении Карузо предстает перед нами таким нежно-идиллическим, каким его только можно себе представить. Дело не в изменении музыкального текста (как это некоторые ошибочно считают), а в том, что Карузо сумел исполнить свою роль с подлинным вдохновением и возвышенной выразительностью. Напрасно мы будем искать подобное исполнение у других известных певцов, живших до и после Карузо. Карузо достигает ни с чем не сравнимой силы в выражении и передаче человеческой любви и скорби. Если в арии “Spirito gentile” (“Нежное созданье”) из оперы “Фаворитка” и к арии Неморино из второго акта оперы “Любовный напиток” у Карузо были великие и достойные соперники в лице Станьо и Бончи, являвшиеся выдающимися мастерами и в некоторых других операх, то в арии “Tu che a Dio spiegasti l’ali” (“Ты, которая раскрыла…”) из оперы “Лючия” ему не страшны никакие соперники. В его пении ощущались горечь, неослабевающее напряжение, мучительные спазмы, лирическая задушевность.
В концертах Карузо преображался. Он становился спокойнее, строже. Пение его было исполнено то светлой грусти, то сокрушительных порывов. И в этой области искусства он был ищущим художником, но, казалось, никогда не оставался удовлетворенным. Может быть, здесь, и только здесь, он позволял себе эксперименты. Тогда-то и рождались эффекты, так поражавшие не только зрителей, но и самих оркестрантов, эффекты, которые он находил в тайниках своего высокого мастерства.
Вызывает улыбку утверждение некоторых музыкальных критиков, что интерпретация образа - исключительная привилегия дирижера, но никак не артиста. Дирижер - тоже истолкователь намерений автора произведения. И он, и певец раскрывают художественный образ. Но их художественные результаты определяются и глубиной чувств, заложенных в произведении, и талантом и душевными качествами исполнителя.
Джакомо Пуччини, услышавший Карузо впервые в Торре дель Лаго в 1901 году, обнял его и в порыве энтузиазма воскликнул: “Ты послан самим богом!” Карузо встретился с Пуччини случайно. Композитор готовил спектакль “Тоски” в Ливорно. Он хотел пригласить группу певцов, которая с большим успехом выступила на премьере “Тоски” в римском театре Костанци 14 января 1900 года. Однако дирекция театра и издатель Рикорди ответили Пуччини, что это невозможно, потому что тенор де Марки выехал на гастроли в Южную Америку. Они предложили ему прослушать молодого неаполитанца, который в ту пору был свободен. Глубоко веривший в тенора де Марки, Пуччини нехотя принял предложение; он пригласил Карузо на свою виллу в Торре дель Лаго. Достаточно было Карузо спеть арию Каварадосси (“Тайная гармония”), чтобы на всю жизнь завоевать сердце требовательного и чуткого маэстро.