Рыжая зараза отстраняется и больно кусает то, что недавно ласкал губами. Придурок, соски совсем не предназначены для зубов! Вскрикиваю, матерюсь, а потом совершаю резкий рывок.
Я сижу на его торсе, с ненавистью смотрю в его лицо. Он улыбается. Так и хочется ударить, чтобы стереть эту ухмылку. Бесит! И в тоже время я сама начинаю двигать бедрами. Глубже. Сильнее. Резче.
С силой провожу ногтями по его груди. Так хочется разорвать его в клочья. Но добиваюсь лишь того, что ноготь на указательном пальце ломается. Скриплю зубами. Больно. И неправильно. Такая боль не возбуждала.
Джерому не нравится, что я замедлила темп, и он снова оказывается сверху. Его губы впиваются в мои. И снова мы боремся, сталкиваясь зубами. Кусаем губы до крови.
Он с силой сжимает мои бока, начиная вколачиваться в меня еще быстрее. Мне мало. Мало! Но я знаю, что можно сделать!
И я от души даю ему пощечину. А затем добавляю локтем. Мы все-таки падаем с кровати. Он тянет меня за собой.
И пока он морщится, лежа на полу. А я вновь оседлала его бедра. Я жадно разглядываю его перекошенное лицо, и жду. Жду. Ведь он такого не стерпит. И дожидаюсь!
Он скидывает меня с себя. Хватает за плечи и резко толкает на пол. Голова взрывается осколками боли. Вдохнуть получается не сразу. Джером тем временем начинает трахать меня еще ожесточенней. И мне больно.
Я рада.
Мне направится смотреть на рыжика. Он тяжело дышит и улыбается. Мы оба улыбаемся, как ненормальные. Хотя, мы сумасшедшие. Нам можно!
Джером держит одной рукой мои запястья. И я пытаюсь вырываться, хоть и знаю, что бесполезно. Но ведь так интересней! Вторая его рука оставляет царапины на моем бедре.
Мы снова целуемся. Теперь он имеет меня и языком. И я чувствую сильный солоноватый привкус крови. Интересно, а я ему губы прокусила? Или разбила, ударив?
И это доставляет такое моральное удовлетворение, что чувствую: сейчас кончу. Еще пару толчков и напряжение достигает своего апогея. Я застонала. Стон заглушили губы Джерома.
Я расслабленно лежала на полу. Чувствуя себя самой счастливой на свете. И мне было все равно, что рыжик продолжал двигать бедрами и оставлять засосы на моей шее.
Он особенно сильно сжал зубы на моей ключице. Меня перекосило от боли, но ничего предпринять не успела. Он кончил. Поэтому я решила проявить всепрощение и не заехала ему в челюсть по новой.
А в следующий миг рыжика с меня буквально сдернули. Охранники появились как всегда вовремя...
Мы продолжили довольно скалиться, даже когда нас под конвоем вели в кабинет доктора, а потом в наблюдалку на сутки. Знаете, мне даже все равно, что теперь я похожа на жертву маньяка. Зато это было шикарно!
***
Тот вечер окончательно поменял мою судьбу. Теперь я уже не представляла своей жизни без рыжего придурка, которому так и хочется вмазать в зубы. Жизнь окрасилась в веселенькие цвета. Даже когда я попадала в подвал, доктор добивался от меня лишь смеха. Мы хохотали с Джеромом вместе.
Мне таки пришлось присоединиться к "друзьям" рыжика. Благо многого от меня не требовалось. Сидишь, отстранено слушаешь разговоры, стараешься не пересекаться взглядами с Барбарой. Девушка почти всегда сидела в объятиях Ричарда Сиониса.
Я старалась презрительно не улыбаться, глядя на эту картину. Мужчина по праву мог получить титул "Идиот года". Неужели и правда верит, что блондинка стала его женщиной?! Угу, вот прям сейчас. Но ревнивые взгляды говорили сами за себя. Я просто охреневаю!
А Джером делал все, чтобы добиться моей улыбки. Звучит глупо, но это так. Только смотря на рыжика, улыбка почти всегда наползала на лицо. Хоть она и была недоброй, но все же была!
Джером был так непохож на меня и одновременно понимал, как никто другой. Такой солнечный, яркий, улыбающийся. Неповторимый. Мне нравилось на него смотреть.
Окружающие явно приняли это за влюбленность. И считали меня наивной дурой. Ну, конечно. Никто из них не верил в то, что рыжий мог влюбиться. Я тоже не верила. Он просто неспособен на такое чувство как любовь.
Да и надо мне это? Я ощутимо сомневалась в том, что сама способна любить хоть кого-то. Мои родители - полное тому доказательство. Сейчас, когда я поняла и приняла себя почти полностью... Все мои эмоции были просто игрой. С самого раннего детства. Ведь я не хотела лежать в больничке. Приходилось следить за людьми и подражать им. Преуспела... До сих пор мне сложно различить в памяти моменты, когда играла и где была я настоящая.