Строит задумчивую рожицу. Уже хочу не его тело, а прибить.
А затем Джером легко, как умел только он, гибко поднялся, пересел на кровать...
Приблизил лицо к моему, заглянул в глаза. Его рука нежно погладила по щеке. А у меня сердце замирает. Дышать становится неожиданно тяжело. Прикасается губами к моим губам. Такое легкое касание. Первый поцелуй. Наверное, так он и выглядит. Смешно. Но почему-то смеяться не хочется...
Губы мягко сжимают, а затем короткий поцелуй в уголок губ. Все мое лицо покрывают порхающими поцелуями. Закрываю глаза. Слезы жгут, но не позволяю им скатиться из глаз.
Так глупо. Но так приятно. Меня никто не любил. Никогда. И его тоже. Мы просто не умеем любить. Нас не научили. Но зато мы замечательно научились играть. И мы играем свои роли. Со всем тщанием.
Робкие касания. И чувствуешь себя хрустальной вазой. Хоть раз в жизни. И приятно это до безумия!
Вновь поцелуй в губы, но теперь мы сплетаемся языками. Без борьбы. Без сопротивления. Просто ласкаем. Пьем друг друга. Наслаждаемся.
Подушечки пальцев невесомо ласкают кожу. Освобождают от одежды. Медленно. Без спешки. И это заставляет кожу гореть, а кровь бурлить от желания. Оказывается, и без боли можно желать ТАК...
Да, сейчас не было той перчинки, вспыхивающей неумолимым удовольствием. Но было другое. Неспешное, тягуче. Сладкое...
Легкие поцелуи кажется покрывают каждый миллиметр моего тела. И я позволяю себя ласкать, не пытаясь перенять инициативу. Ночь долгая. Придет и мое время.
Вновь поцелуй в губы. Руки прижимают меня к себе еще теснее. Кожа к коже. Полоть к плоти. Рука нежно скользит по бедру, устраивая его удобнее.
Неспешный, неглубокий толчок. Внутренности просто сводит от желания поскорее добраться до чувственного взрыва, но сдерживаю себя.
Пыльцы крыльями бабочки очерчивают черты лица Джерома. Нам обоим смешно, это заметно по искоркам смеха в глазах, но оба сдерживаемся. Мы любим играть. Хоть от этой игры на языке появляется горький привкус. Но как говорится в этой жизни надо попробовать все. Так что попробуем правдоподобно поиграть в любовь.
Садится, утягивая за собой. Тесно прижимаемся друг к дружке. Обхватываю его руками и ногами. Чувствую себя обезьянкой, но приятно черт возьми! Трусь о него словно кошка...
Занимаемся любовью. Неспешно. С чувством. С толком. С расстановкой. Так, как никогда прежде ни с кем не могли. И не умели. Но почему-то именно сейчас, глядя в его глаза с расширенными зрачками, хочется научиться этой странной роли. Непривычно. Но не менее чувственно. Может мы все же упускаем слишком многое...
Жаль, что в реальной жизни такого больше не повторится. Никогда. Потому что неожиданно больно осознавать, чего тебя лишило общество. Не научило. Может мне и повезло с родителями больше, чем рыжику, это не значит, что они искалечили меня морально меньше...
Этой ночью, хотя скорее под утро, мы впервые лежали в обнимку. Просто так. Непривычно. Но тепло. Внутри. Где-то глубоко-глубоко.
- Ты никогда не спрашивал из-за чего у меня возникли избирательные провалы в памяти, - задумчиво произнесла, уткнувшись носом в его грудь.
- Вспомнила? - оживился он. Отстранился чтобы заглянуть в глаза.
- Благодаря тебе, - широко улыбнулась.
- И? - было видно что еще немного и он попросту прибьет меня от всепожирающего любопытства.
- Я убила собственного младшего брата. А затем расчленила. - Постаралась голосом не выдать терзающих чувств. Я вспомнила кем был первый.
А Джером складывается пополам от разбирающего его смеха.
- Серая девочка, кто бы мог подумать насколько ты плохая, - погрозил шутливо мне пальцем и вновь покатился со смеху. - Ну это надо же! - все не мог успокоиться парень, - а мы то все решили, что ты в Аркхеме по ошибке! - восторгается он.
С полуулыбкой наблюдаю за ним. Да, мне было больно от осознания своих поступков. Что недвусмысленно доказывает защита подсознания.
Именно убийство брата, осознание этого, привело меня в неописуемый ужас. Я прорыдала неделю. А затем мы переехали в Готэм. Родители скрывались от боли: до сих пор брат числится пропавшим безвести.
Немыслимым образом мне повезло. Дуракам, как говорится... Полиция не нашла никаких улик.
А я... Я испугалась. Себя. И закрылась. Захлопнулась, как ракушка. Именно поэтому убийство, любое его упоминание, Томаса Грина вызывало неконтролируемую истерику.
Но у меня неожиданно нашелся стабилизатор. Сомнительный, правда. Но какой есть. И я счастлива просто поэтому. Пока жива и жив Джером.
Я отвечу за свои грехи в следующей жизни. Хоть и не верю в ад, но думаю за любой проступок приходит воздаяние. Только пусть это никак не коснется Джерома! Это все чего я прошу...