- Это сделано в тот самый день.
С фотографии нам улыбался летчик в кожаном шлеме и в комбинезоне, перехлестнутом ремнями парашюта. Он совсем не был похож на Инженера. Только глаза немного, да еще губы и подбородок напоминали Владимира Августовича. Он стоял на ветру - один клапан шлема был отдут в сторону. За его спиной вдаль уходило огромное травяное поле, на котором присели два тренировочных самолета Р-5, а над горизонтом вспухало белое облако.
- Вот он какой... - прошептал Юрка.
- Да, он такой, - вздохнула Вера Августовна...
... В тот день он искал восходящие токи воздуха, которые подняли бы машину как можно выше.
Шли соревнования на дальность полета по замкнутому маршруту. В город съехались планеристы со всей республики. С зеленого поля одна за другой поднимались узкокрылые разноцветные машины.
Самые сильные воздушные потоки возникают под грозовыми тучами. Он отыскал такую тучу и пошел под нее. Планер подхватило и повело вверх. Через пять минут альтиметр показал высоту три километра. Теперь нужно было выйти из потока и спокойно планировать, охватывая город большими скользящими кругами. Но, куда бы он ни направил машину, его везде продолжало поднимать. Краев тучи уже не было видно. Она росла, со страшной быстротой закрывая небо. Он взглянул на альтиметр и замер. Высота была пять тысяч, а скорость подъема увеличилась до пятнадцати метров в секунду.
Снаружи, за фонарем кабины, серые струи тумана стремительно обтекали крылья. Планер пробивал тучу. Ей не было конца. На высоте шести тысяч началось удушье. Сюда никогда не поднимались без кислородных масок. Он продолжал искать нисходящие токи воздуха, но их не было. Последнее, что он увидел, - стрелка альтиметра, ползущая к семитысячной отметке.
Когда вернулось сознание, не было ни тумана, ни тучи. Ярко светило солнце, и внизу бешеными кругами летели цветные пятна. Он понял, что машина штопором идет к земле. Высота - шестьсот. Жить остается тридцать секунд. Он сделал все, что мог, но вывести машину из смертельной карусели не удалось.
Его нашли в двадцати восьми километрах от города среди обломков серебристого планера. Контрольная стрелка альтиметра застыла на отметке семь тысяч двести. Только благодаря чуду, которое называется счастливым случаем, осталась жизнь. Видимо, он пробыл в разреженных слоях атмосферы всего несколько десятков секунд. И планер, наверное, не сразу вошел в штопор...
- Почему вы все знаете? - не выдержал Тошка. - Вы тоже летали на планерах?
Вера Августовна пожала плечами.
- Я и сейчас летаю. Не на планерах только, а на пассажирских самолетах.
- Пилотом? - потрясенно воскликнул Тошка.
- Нет. Всего-навсего бортрадистом.
Тошка удовлетворенно кивнул.
- Я так и знал, что вы не просто... женщина.
Вера Августовна улыбнулась. Впервые за все утро.
- Чудак человек. Ну что во мне непростого? Я самая обыкновенная, которая даже умеет реветь.
- Нет, - помотал головой Тошка. - Не всякая женщина может бортрадистом.
Вера Августовна встала и вложила в альбом фотографию.
- Будем надеяться на хорошее. У меня рейс на Ростов в четырнадцать двадцать. В девятнадцать я буду дома. Если хотите, продолжайте работать. Ключи я оставлю. Только ничего не выдумывайте, не тревожьте его сейчас. В больницу мы пойдем вместе.
* * *
В вестибюле стыла белая больничная тишина. У стены, словно на смотру, вытянулась шеренга стульев. Их ножки до половины отражались в серых плитках кафельного пола. И ни одного человека вокруг.
Мы на цыпочках подошли к стеклянной матовой перегородке и заглянули в приоткрытую дверь.
Вправо и влево уходил длинный, очень высокий коридор. Он упирался в огромные окна, через которые водопадом рушился на паркет белый ослепительный свет. Пронизанная этим светом, справа, прямо на нас, шла белая девушка.
Мы нырнули обратно в вестибюль, но она уже заметила. Распахнула дверь настежь.
- Что вы здесь делаете? Как вы сюда попали?
- Там вход, - показал Борька большим пальцем через плечо.
- Это служебный. Немедленно уходите!
- А мы думали, что приемный покой.
Девушка с презрением посмотрела на нас.
- Думали! Приемный покой с другой стороны.
- Извините, пожалуйста, - сказал Юрка. - Седьмая палата здесь?
- Здесь, - сказала девушка и захлопнула дверь.
Юрка подмигнул нам.
- Порядок. Нужна вежливость. Тебе это ничего не стоит, а людям приятно.
Мы выкатились на площадку перед корпусом.
- А вдруг она на втором этаже?
- Не думаю, - сказал Юрка и прищурился, оглядывая окна. Потом подошел к третьему от служебного входа и сказал Тошке:
- Полезешь ты, ты самый легкий.
Встал спиной к стене, сцепил руки петлей у колена.
- Давай.
Тошка ступил ногой в петлю, поднялся на Юркины плечи, и голова его оказалась на уровне нижнего края рамы.
- Не достать! - сказал он.
- Становись мне на голову! - приказал Юрка. - Поддержите его, ребята.
Мы поддержали.
Тошка заглянул в окно.
- Ну?
- Лежит, - сказал Тошка.
- Кто? Инженер?
- Не знаю. Один только нос видно. Он одеялом закрыт до самого подбородка.
- Давай смотри лучше! - сказал Юрка, скорчив страшную рожу от напряжения.
Тошка приподнялся на цыпочки, вытянулся струной. Тут ноги его соскользнули с Юркиной головы, он уцепился за выступающую ребром нижнюю планку окна и повис на стене. Юрка хотел подхватить его, но не успел. Со страшным треском планка оторвалась от рамы, и Тошка ухнул вниз.
Потом мы сидели в кустах за оградой больницы, и Тошка, слюнями протирая ссадины на коленях, ворчал:
- Зараза! Надо просто пойти в справочное и спросить. Понятно? А мы все время по задним дворам, как бродяги и жулики. Всегда какие-то ненормальные способы. Не полезу я больше. Идите к черту!
- Так тебе в справочном и сказали! - огрызался Юрка. - Всегда лучше, когда глазами посмотришь.
Я не выдержал:
- Ребята, а что, если прямо к главному врачу? Я схожу.
- Пустили тебя! - усмехнулся Юрка. - Раскрой карман шире!
- Пустят!
- Попробуй.
- Попробую!
Я вскочил и пошел в приемный покой. Меня распирала злость. В самом деле, почему у нас все получается наперекос? Почему мы выдумываем не как легче, а как труднее? Может быть, от этого проистекают все наши беды? А как его отыскать, этот легкий путь? Кто подскажет, какой путь легкий, а какой тяжелый, какой правильный, а какой неправильный?
Во всяком случае, взрослые нам этого не подсказывали.
Мы никогда не полезли бы в окно, если бы эта беленькая девица не захлопнула перед нами дверь.
Почему, в конце концов, взрослые всегда считают, что они поступают правильно, а мы - неправильно?
Вот от чего меня распирала злость.
В приемном покое было так же прохладно и пусто, как и в служебном. Эмалированная табличка на стене предупреждала: "Впускные дни четверг и воскресенье". Мне было наплевать на табличку.
Сразу за дверью стоял столик, покрытый толстым стеклом, и за столиком сидела накрахмаленная сестричка. Та самая, которая встретила нас у служебного входа.
Она подняла голову, и глаза у нее стали дикими.
- Опять вы? - спросила она почему-то шепотом.
- Опять, - сказал я. - Где главный врач?
- Главный? - переспросила она. - Нет сейчас главного. Есть дежурный.
- Тогда мне к дежурному.
Она, приоткрыв рот, уставилась на меня, а потом прошептала:
- Почему без халата?
- Потому что нету халата, - сказал я грубо. - Рубашка у меня есть. Штаны вот. Ботинки. А халата нет. Где я его достану?
- В гардеробе у Серафимы Михайловны.
Она не спросила, для чего мне нужен дежурный врач, она вообще ничего не спросила, и это было так хорошо, что я даже не понял сразу, что меня пропускают в больницу в неурочный день.