Офицер сел рядом с Джастином и захлопнул дверцу машины. Джастин вздрогнул от этого звука, обернувшись, и поймал на себе взгляд офицера. Тот с любопытством, с каким-то выжиданием продолжал смотреть на него еще несколько секунд. Его светлые глаза, внимательные и прищуренные, словно спрашивали его о чем-то. Он смотрел как на подопытное животное – опыт еще не начался, но любопытство уже пробудилось. Второй офицер завел машину, и Джастин как в замедленной съемке наблюдал, как его дом исчезает из виду за мутным стеклом окна. Они даже не закрыли дверь в дом… Хотя, кому теперь есть до этого дело? Джастин сюда уже не вернется. А больше и некому.
Странная апатия сменилась горечью – тихой, едва зарождающейся. После пережитых волнений у него не осталось сил на полноценные эмоции, только их тени. Понимание того, что все эти слухи – правда, должны были напугать его. Заставить паниковать. Но Джастин не знал, каково это. Он не умел паниковать. И сейчас тот офицер, сидящий рядом с ним, внимательно посматривал на него, явно ожидая какой-то выходки. Джастин наблюдал за этим краем глаза, потом посмотрел ему в глаза. Равнодушно, насколько это возможно. Его горечь нельзя было увидеть, но равнодушие он умел демонстрировать блестяще. Офицер отвел взгляд, а потом, кажется, слегка усмехнулся. Джастин вновь отвернулся к окну. Родной пригород остался позади, потянулись однообразные здания складов и какие-то производственные строения, серые и высокие.
За окном начал моросить дождик, серо-сиреневое небо было давяще мягким. Такая погода лучше всего подходит для равнодушия. Подходящий день для такого события. Джастин даже чуть усмехнулся в ответ, но вместо усмешки вышла лишь кривая и дрожащая полуулыбка. Офицер повернулся к нему. Джастин подумал, что это подходящий момент для того, чтобы задать какой-то вопрос, если бы он у него был. Но он лишь равнодушно уставился в серую спинку сиденья сидящего впереди водителя. Главное сейчас – не думать. Ни о чем. Равнодушие… сохранить его хотя бы искусственно до тех пор, пока действительно не станет все равно.
***
Нела проснулась поздно, ближе к вечеру. Ночью, после возвращения домой, она долго не могла заснуть. Прокручивая в голове слова отца, Нела отчаянно надеялась, что он не сдержит обещание. Отправить ее в лабораторию помощником кого-то из сотрудников – значит дискредитировать все ее убеждения. Кто поверит ее словам, разоблачающим Корпорацию, когда выяснится, что она сама работает в Лаборатории? Несомненно, это тут же станет известно всем. Дочка Корнелия идет по стопам отца. Ну конечно, как же иначе – Нела уже видела перед глазами снисходительную улыбку Корнелия, когда ему кто-то задаст вопрос, чем же занимается его непутевая дочурка. Разумеется, готовится продолжить его дело – так он скажет. Ведь Корнелий больше всего на свете хочет, чтобы так оно и было, и все еще надеется на это. Недаром назвал ее в честь себя. Какое самолюбование… А пока хватит и того, чтобы в это поверили окружающие.
Нела уже знала, что от занятий в школе ее на сегодня освободили – отец коротко сообщил ей это еще ночью перед тем, как уйти. Она из любопытства проверила дверь – конечно, отец запер ее. И так достаточно шумихи устроила… Нелу охватило радостное волнение. Раз отец был так встревожен, значит, они все сделали правильно, и пора проверить. Сколько бы власти ни пытались контролировать интернет, он все равно оставался пространством свободы, хотя эта свобода и становилась все более относительной. Порой страшно было думать, что однажды и здесь не будет места для свободного выражения мнений. Относительно свободного, разумеется.
«Молодежь пропагандирует отказ от новых технологий», «Дети владельцев Корпорации бунтуют против родителей», «Золотая молодежь подняла бунт».
«Дочь Генерального директора Корпорации хочет отстранения отца».
Прочитав последний заголовок, Нела замерла. Что ж, следовало ожидать подобного. Пресса готова перевернуть все с ног на голову ради яркого названия статьи. Тем не менее, Нела не хотела даже думать, какими последствиями это может обернуться для отца… Она медленно отвернулась от экрана и, не глядя, захлопнула крышку ноутбука. Что ж, нужно было подготовиться к этому. Конечно, сейчас никому не объяснить, что она хотела вовсе не отставки отца, а прекращения деятельности самой Корпорации… Но сейчас нельзя об этом думать. На кону стоит гораздо большее, чем чья-то карьера. И все же радость от того, что их заметили, как-то сразу померкла.
«Ты не волнуйся, моя дорогая. Папа сделает все, чтобы твоя жизнь сложилась хорошо, ты не представляешь, как он любит тебя». У Нелы непроизвольно сжались кулаки от злости на отца, когда она вспомнила слова матери. Она сказала это незадолго до смерти. Буквально за неделю до того, как ее тело оказалось на асфальте перед небоскребом. Нела вспомнила, как на похоронах стояла перед закрытым гробом – то, что осталось от тела, летевшего с двадцать четвертого этажа, можно было хоронить только в закрытом гробу. «Несчастный случай». Пресса и не могла написать другого, потому что правду никто не мог и представить. Что ж, этого воспоминания было достаточно, чтобы сомнения ушли. Нела вздохнула с долей облегчения, так как чувство вины ушло. Корпорация уже отняла у нее семью. Теперь ей не за что себя винить.