– Именно. Само течение времени увеличивает энтропию. Поскольку кто не собирает, тот расточает. Мы живем в иллюзии избытка. Избытка пользы и минимума энтропии. Но сколько бы тысячелетий ни существовало человечество, оно не может быть умнее природы. Я так думала. Но сейчас я поняла. Энтропию невозможно измерить. Она преследует нас всегда. Это естественный процесс. Но, видимо, моя энтропия слишком велика. Хотя, знаете… Энтропия – это не разрушение. Это мера хаоса, но и мера равновесия. Без энтропии мы бы не боролись с ней. Не было бы потребности. Поэтому любое развитие – это ответ на вызов, который бросает нам энтропия.
– Корнелия, я не могу зачесть этот реферат. Тебе придется его переделать. Я удивлена, что ты вообще принесла его, ты всегда делала хорошие доклады…
Губы Нелы дернулись в странной заготовленно-пластиковой улыбке:
– Видимо, моя энтропия стала максимальной.
***
Когда не остается сил нести груз, ты падаешь. Если под тобой твердая почва, ты сможешь подняться. Но если ты находишься в шаге от пропасти, твое падение будет бесконечным и стремительным, и когда оно наконец закончится, ты уже никогда не сможешь подняться со дна. Потому что ты уже будешь мертв. Счастливы те, кто научился восставать из пепла. Счастливы те, кто научился умирать не умирая.
Нела покрутила в руках коробочку с второй парой линз. В итоге, Корпорация уже получила Клэр, и получит Испытуемых. Чип снова находился у Нелы в пальце, и это было невероятной удачей – когда в ту ночь отец примчался за Нелой, чипа в пальце у нее уже не было. Нела раз за разом повторяла, что не знает, где чип, пока Максимиллиан водил сканером по ее окровавленным пальцам и одежде. В той суматохе, пока Максимиллиан проверял камеры еще до приезда ее отца, Нела удалось вскрыть ногтями надрез и с трудом вытащить тонкую полоску чипа. А спрятанный в лифчике чип, без взаимодействия с кровеносными сосудами, уже не реагировал на сканер. К счастью, отец не стал напирать – видимо, он уже принял решение больше не приводить Нелу в Лабораторию, и ему хотелось наконец с этим покончить, хотя бы на эту ночь. Он забрал Нелу из кабинета Максимиллиана слишком поспешно – так, что Нела невольно прокручивала в голове слова Максимиллиана о том, что она, Нела, – всего лишь пятно на репутации своего отца. Что ж, отец может порадоваться хотя бы тому, что есть кому отчищать это пятно.
***
Джастин буравил глазами потолок, лежа в кровати. Он никогда не мог заснуть, лежа на спине. Но сейчас его руки были примотаны ремнями к боковым прутьям кровати, так, что даже не повернуться. Санитары приносили еду, ненадолго освобождая его, при этом оставляя одну руку привязанной к кровати. Джастин поначалу отказывался есть, но ему пригрозили принудительным кормлением, и Джастин понял, что лучше уж есть самому. Несколько раз в день санитары выводили его в туалет в сопровождении охранников. Вместо привычных групповых осмотров теперь к нему каждый день приходили врачи, брали анализы и проверяли показатели. Затем молча уходили. Джастин не мог понять, почему он все еще здесь.
После нападения на инспектора Джастин мысленно приготовился к тому, что его устранят. Достаточно было даже слов того инспектора в коридоре – очевидно, что Джастина уже считали «бракованным экземпляром». И Джастин уже практически смирился с этой мыслью. Но он по какой-то причине все еще был жив. И Максимиллиан до сих пор был жив. Джастин даже не знал, был ли он на самом деле готов его убить.
А вот инспектор уже мертв. И Джастину было страшно оттого, что он ничего не чувствовал, вспоминая мертвые глаза инспектора перед тем, как охранники в спешке унесли его тело. Единственная мысль, которая мелькнула у Джастина в голове в тот момент: «Не тот…»
Душный воздух палаты пропах медикаментами и пластиком. Джастин закрыл глаза, пытаясь заснуть и очистить голову от бесполезных суетливых мыслей. В последние дни от бессонницы не спасали даже транквилизаторы.
И вот, когда сон наконец начал медленно подступать, в коридоре раздались тихие шаги. Джастин не хотел даже открывать глаза. Для осмотров или проверки уже поздно. Но у двери послышалось тихое шуршание, и Джастин нехотя открыл глаза.
Медбрат, стоящий на пороге, кивнул еще троим. Они подошли медленно – то ли будто сомневаясь, то ли им уже некуда было спешить. Руки и ноги Джастина наконец освободили. Но это не придавало надежды. По их нейтральным лицам Джастину сложно было понять происходящее. Но он начал понимать на интуитивном уровне, когда в отсек внесли продолговатую капсулу, похожую на обтекаемый гроб.