Нела помнила, как много сил ее отец отдавал развитию Компании еще до того, как его возвели в ранг генерального директора. Он практически не ночевал дома, он жил на кофеине и не знал, когда день рождения у его дочери. Но Нелу это не обижало, как ни странно, она прекрасно понимала его упорство и уважала честолюбие. Она по-детски наивно гордилась отцом и его успехами, пока не произошло страшное… После того дня Нела лишилась иллюзий насчет достижений отца. Неоновый мир, наполненный яркими картинками и фантастическими благами цивилизации, съежился бумажной оберткой. В в тот день она лишилась матери.
В окнах брезжило утро, несвоевременное и сонно-бесцеремонное. Нела задернула шторы, моргнула и снова прислушалась к шагам за дверью. Шаги стихли, но Нела слышала, как отец на кухне с кем-то тихо говорит по телефону. Она поспешно отошла от двери, не желая слышать разговор. Скоро начнется то, ради чего все затевалось. А пока можно попытаться хоть на миг забыть о том, какими последствиями это может обернуться – и думать о том, что это может принести.
Глава 2
Джастин Саммерс сидел перед открытой дверцей закопченной печи и рассеянно бросал в огонь древесную кору, когда в дверь сильно постучали. Он нехотя отвел взгляд от танцующих языков пламени и бессильно посмотрел на дверь. Собственно, ему было все равно, кто стучит. Джастин знал, что в любом случае этот человек – не друг. Потому что у него не было друзей.
Когда офицеры вошли в комнату, он не удивился. Это считалось слухами – то, что они приходят за такими, как он. Но в глубине души Джастин знал, что так проще – считать слухом то, во что не хочешь верить.
– Джастин Саммерс? Ты идешь с нами. Возьми с собой документы.
Что ж, пусть будет так. Если это его последние минуты в родном доме, то он проведет их, стараясь запомнить все, что было здесь красивого и родного. И когда его вели в наручниках к стерильно-белому автомобилю, он вдыхал запах черемухи и ежевики, осенней сырости, и еще свежий колючий бриз приближающихся заморозков. Сегодня к чистому воздуху окраины Анакостии примешался отвратительный химический запах бензина. Офицер толкнул Джастина к дверце автомобиля, когда напарник ему прикрикнул:
– Давай порезче, у нас еще двое на очереди до обеда.
Джастин почти безразлично отметил про себя, что к нему лично даже не обращаются, он для них не более чем… материал. И все же Джастин как ни старался, не мог отключиться от происходящего, хоть ему в последнее время и казалось, что он уже готов ко всему.
В груди защемило от недавних воспоминаний о смерти матери. В свои семнадцать лет Джастин внезапно ощутил себя настолько беспомощным и одиноким, что на несколько недель попросту выпал из жизни. Он слабо помнил, что делал все это время. Кажется, смотрел в потолок, лежа на полу, и иногда подходил к окну, бессмысленно глядя куда-то. Соседка, миссис Палмер, заходила к нему время от времени, но Джастин был настолько подавлен, что не мог даже выказать минимального гостеприимства. Он словно застыл, отгородился ото всех. Не выходил из дома по нескольку дней, с трудом мог вспомнить, когда в последний раз ел. Апатия душила его, словно тяжелая подушка, придавленная к лицу. Хотя, в этом районе остаться лишний раз дома было только во благо.
Анакостия – "неправильная" сторона одноименной реки, которую сточные канализационные воды превратили в настоящее болото – как ее называют, "река, о которой забыли". Район, где половина домов заброшены, а вторая половина имеет решетки на окнах и по несколько самодельных сигнализаций, пересобранных из устаревших датчиков движения от осветительных систем и из старых мобильников, эти сигнализации предостерегающе мигают по ночам с каждой стороны дома, в отсутствие фонарей их зловещее сверкание напоминает какой-то апокалиптический рейв, на который некому заглянуть. Район, в который даже полиция избегает соваться. С тех пор, как пошли слухи о "людях в форме с логотипом лисы", которые могут забрать любого, кого никто не будет искать, уровень преступности здесь на время даже снизился, что было весьма удивительно для этого места. Но вскоре все вернулось на круги своя, ведь никакой страх не может быть сильнее голода. С некоторых пор в пустынных днем и опасных ночью трущобах даже собачий корм нельзя пронести из магазина без опасения быть ограбленным, и ведь отбирают его вовсе не для собак. На центральной улице Гуд Хоуп-Роуд – улице Доброй надежды, где ранее благотворительные организации регулярно раздавали еду и одежду, сейчас тихо и почти пусто. Разве что Церковь Божьих Агнцев изредка приезжает сюда с благотворительной миссией, но многие жители почему-то избегали пользоваться их помощью. Даже мать Джастина до последнего гордо качала головой: "Нам ничего не нужно, человек сам может справиться со всем, что ему уготовано судьбой".